иначе придется иметь дело с Ситоном. В кости ты шире, но рука у него длинней. Да и старше тебя он в два раза.
Мне прилетело, но я увернулся, Патрик выругался сквозь зубы.
Однако это привлекло внимание господина графа к нижнему столу:
– Адам, как там было дело, с тем кабаном? Ваша мать сказала, что его добыл… Джон?!
Имя мое прозвучало, окрашенное недоверием и брезгливостью.
– Так и есть, милорд, истинный крест. Мы гнали зверя около суток, дважды теряли след, потом свора взяла его снова…
– И Джон все сделал сам от начала и до конца?
– Ну… я немного помог ему… в самом конце.
Адам, эх, Адам… он не мог бы солгать даже ради спасения собственной души, однако в тот раз похоронил меня заживо своей честностью. Не думая о том, что ложь все равно бы вскрылась, как же я хотел тогда, чтобы он солгал!
– А так он все сделал сам. Видели бы вы, как ловко он управляется с эстоком, милорд!
– Значит, это все же был ты.
От того, как он сказал это, в зале примолкли кинсмены – и люди Крейгса, и наши, и долгополые, прибывшие с епископом. Слова господина графа пали каменной плитой на нас двоих, но Адам еще не чувствовал веса:
– Джон выследил кабана и подколол его, я только добил. Ему просто еще не хватило сил, я бы в его возрасте тоже не справился с этакой тварюгой. Я только помог! Ему всего десять, зверь мог бы растерзать его.
– Мне нет дела до того, что могло бы быть. Сперва ты под свою ответственность взял мальчишку на кабана, рисковал его жизнью, а после утверждаешь, что сопляк и добыл его. То есть ты солгал?
– Нет.
– Ты солгал своему отцу. Подойди.
Я похолодел. Я знал, что за этим последует. Но Адам двинулся к помосту все равно.
– Благородному человеку не следует лгать своему отцу.
Он не повысил голоса, замах был молниеносен и почти не виден – только Адам пошатнулся, и струйка крови показалась на его верхней губе. Но поклонился отцу и вернулся вниз, к нам. Глаза его пылали, он молчал.
– Прости меня! Пожалуйста, прости!
Он взглянул на меня так, словно я сказал какую-то дикость:
– Ты просишь прощения за то, что он ударил меня? Я просто сказал правду.
– Но ведь из-за меня же! Если бы ты не стал меня защищать…
– Если бы я не стал тебя защищать, я был бы подонок. Ты же мой брат.
Честь благородного человека была дана мне не по праву рождения, но по праву братства. Тогда я ощутил это очень явно. Однако времени для упоения честью господин граф выдал мне не особенно много, теперь он смотрел на меня, и я, повинуясь странному чувству протеста, не мог отвести взгляд.
– Джон…
– Милорд…
Такой небольшой человек, так много места… везде – в нашей жизни,
