Коко Шанель
Сентябрь. Двадцатое число. Безлунной ночью в поздний час,
с задумчивой улыбкой лист обняв,
я, неотточенным пером… словесную сплетая вязь,
рисую настоящую себя.
Рифмую свой портрет строфой… слегка шутливый тон избрав,
скрывая откровенное своё:
как трудно мне вставать порой… никто не должен это знать…
Моих… никто не должен видеть слёз.
Солидный возраст… ну и что… о нём не помню я совсем.
Да и зачем… кому-то «стаж» его?
Кипит в душе моей ещё вулкан невиданных страстей,
и даже бес щекочет мне ребро.
В глазах…. ещё всё тот же блеск. Кутюр… я в курсе перемен:
оборочки и рюши стиль не мой…
В стихах… мне сердцу близок Фет. Особо радуют «Шанель»
и мамины серёжки с бирюзой…
Бескрылая
Бескрылая… я всё ещё летаю
наоборот лопатки развернув,
признанья не ищу, стихи слагая,
живу…
не подражая никому.
Прильнув к тетради,
возраст забывая,
я, по ночам безумствуя в строках,
навеки опрометчиво влюбляюсь
и, разлюбив, прощаюсь навсегда.
В куплетах
благородство воспевая,
войдя в азарт, на время не смотрю,
слова простыми рифмами сплетаясь
бегут подобно горному ручью.
С действительностью дней соприкасаясь,
я осуждаю современный мир;
я ненавижу войны… их хозяев
считаю сумасшедшими людьми.
Пишу…
себя поэтом не считая,
не покупаю званий и заслуг…
Удобно жить мне птицею нестайной,
летать не подчиняясь никому.
бескрылая…
я всё ещё летаю…
Внесённая ветром
С годами жизнь стирает встречи.
Но эту
память сберегла.
Однажды в городе Одессе
я оказалась по делам.
Кончался день.
Сырой завесой
отель окутан был с утра,
душе
был узкий номер тесен
и я спустилась в ресторан.
Под крапы,
разнося хрипенье,
не утихал раскатный гул.
Безрадостно тянулось время…
И вдруг…
дверь ветер распахнул.
В костюме стильном,
шляпке чудной,
с весенним «заревом» в глазах
из неизвестного откуда
её внесло в унылый зал.
Поправив шарф,
с предплечья сползший,
перчатки медленно стянув,
она, «рассеивая солнце»,
прошла к свободному столу.
Ажурными вдруг стали стены,
как будто поменялся век,
волнующий
