мой взгляд к твоим больным глазам привык.
Довольно быстро мы друг друга приручили…
красавица, отрадушка моя,
где ты сейчас, хозяев бывших не кручинит,
предавшие тебя спокойно спят.
Какая умница! Тарелка, что светило,
сияет…
жир не надо отмывать.
Лизок, а талия твоя чуть округлилась…
Да ты никак,
подружка, ждёшь щенят?
Эх… Лизка, Лизка,
как все бабы, счастье ищешь.
Сбежал к другой твой ухажёр, поди.
На землю не ложись, не тёплы ночи нынче,
моей кровати хватит на двоих.
Лизунь, прошу тебя скромнее развлекайся,
в лицо-то с поцелуями не лезь,
давай-ка я тебя с шампунем искупаю
и причешу свалявшуюся шерсть.
Истинная радость
Как никогда, хорош сегодня вечер…
Опустошён бокал с вишнёвым морсом;
в квартире тишь… И кажется навечно
тетрадь прилипла к скатерти вискозной.
Года и дни плывут передо мною:
то сладостью томя, то больно раня…
Я, в прошлом основательно не роюсь,
упрёками не обижаю память.
Не требую событий давних точность,
не мучаю излишним самомненьем.
Жаль многое, о чём сказала б в строчках,
без ведома дотла истёрло время.
Я не скачу по белым клеткам лихо…
Мне догонять соперника не надо;
строку украсив не избитой рифмой,
я ощущаю истинную радость.
Не дай мне, Господи…
Не дай мне, Господи,
погрязнуть в море лжи,
с нечистой совестью
дни на земле дожить.
Дай сил быть стойкою,
когда внутри надлом,
стенаньем, ойканьем
не заполняй мой дом.
Душе израненной
не дай окаменеть,
о слове праведном
когда-то пожалеть.
Не дай проклятиям
из уст моих слететь
тому, чей в слове яд
напоминает плеть.
И пусть развалится
из зла меж нас стена,
добра и благостей
подай ему сполна.
Я время стираю с сокровищ…
С вопросом:
«И… где та девчонка-коза»?
— взбираюсь по лестнице шаткой,
ступив на чердак, тихо: «Здравствуй», — сказав,
брожу по родимым пенатам.
Трон \бывший\ фанерную стать изогнул,
пыль слоем в моём королевстве;
на корточки сев, открываю баул,
служивший ларцом для наследства.
Бесценны… флакон от духов дорогих,
свисток /оленёнок пятнистый/,
конфетные фанты, кусочки фольги,
открытки любимых
