и предельно доходчиво объяснил штурмбаннфюрер.
Очевидно, он переговорил и с полковником Боярским, потому что не успел Власов обосноваться в отведенной ему комнате одного из флигелей двухэтажного особняка, как тот уже стучался в дверь.
– Блудный полковник Боярский, если позволите, генерал.
– Теперь мы все блудные, полковник, входите. Заочно мне вас уже представили, поэтому излагайте коротко, откровенно и без всяких там лагерных опасок перед новичком, в стремени, да на рыс-сях.
– Тогда так и начну, без «забулдонов». Предполагаю, что сработаться нам будет нелегко, господин генерал-лейтенант, но придется, обстоятельства вынуждают.
«Блудному полковнику» было чуть больше сорока. Невысокого роста, некстати располневший, с круглым, расплывчатым лицом, на котором не просматривалось ни одной запоминающейся черты, и в расстегнутом кителе, между полами которого просматривалась не первой свежести солдатская рубаха, – Боярский походил на неосторожно поднятого с постели, не до конца протрезвевшего тыловика.
– Ну, разве что обстоятельства вынуждают, господин Баерский, – четко выговаривая каждый звук, произнес он ту, настоящую фамилию, от которой полковник старательно открещивался. Но именно это упоминание заставило полковника напрячься и выжидающе уставиться на лагерного новичка, дескать: «К чему это ты вдруг начал вытаскивать на свет божий мои метрические записи?!»
С минуту полковник топтался у двери, набыченно опустив голову. Раскрасневшийся, он издавал странные звуки – сопение, подкрепленное всхрапыванием, – свидетельствовавшее как минимум о том, что озабочен и что у него что-то не в порядке с дыхательными путями.
– Понятно, что от нас потребуют доклада, в котором мы должны будем изложить свое понимание борьбы с коммунистическим режимом, – проговорил полковник, явно заминая тему своего псевдонима. И, не дожидаясь ответа, предложил генералу оставить комнату и пройтись.
Генерал понял, что тот опасается прослушивания, поэтому неохотно, но все же согласился, хотя еще несколько минут назад намеревался поспать.
– Хотите сказать, что кое-какие заготовки у вас уже есть?
– Я бы назвал это «обличительной основой», благодаря которой можно легко составить хоть доклад, а хоть листовку. Но, прежде всего, важно составить очень убедительное письмо фюреру и штабу Верховного командования.
Власова сразу предупредили, что ни под каким предлогом не позволят ему выйти за колючую проволоку, но в пределах лагеря он может передвигаться без опаски. В этом и заключается привилегированность их положения. Вот и теперь, пользуясь своим правом, под осуждающе презрительными взглядами часовых, стоявших на вышках или прохаживавшихся между двумя рядами «колючки», они брели по тропинке, ведущей мимо учебного корпуса в сторону небольшой рощицы.
– Неужели нас заставят писать еще и листовки, в стремени, да на рыс-сях?
– Непременно заставят, уж поверьте мне, блудному полковнику. Власов
