Вы проходили по гестапо? – наклонился обер-лейтенант к Беркуту.
– Нет, – покачал тот головой, стараясь глядеть немцу прямо в глаза. – Обычный пленный, гестапо обо мне ничего неизвестно.
– Значит, я должен предположить, что неизвестно… – задумчиво повторил обер-лейтенант.
И Беркут вновь почувствовал, что офицер может помиловать его. Он даже склонен к этому. Но для окончательного решения не хватает какого-то психологического толчка, какого-то эмоционального импульса, проблеска человечности. Но кто подскажет, как возродить этот проблеск? Спастись! Еще хотя бы на день отсрочить смерть. А ночью… ночью он обязательно попытается бежать. Главное, выйти из этой могилы.
«“Выйти из могилы!..” Был ли еще в мире человек, мечтавший об этом, находясь в могильной яме?!»
– А ведь я тоже собирался стать учителем, – вдруг произнес обер-лейтенант, резким жестом остановив могильщиков. Ему показалось, что кто-то из них снова вознамерился швырять лопатой землю. – Только не филологии, а математики. Окончил университет. Так что мы почти коллеги.
– К сожалению, окончить свой институт я не успел. – Андрей решил быть искренним со своим палачом. – Война помешала.
– Да, война… Но все равно… Ведь если бы не она, вы бы учительствовали, не так ли? И затеяли ее не мы, педагоги. Военными нас сделали против нашей воли, – отрешенно проговорил офицер.
И Беркут с новой силой почувствовал: обер-лейтенант ищет оправдания своему благородству. Он уже принял решение и теперь пытается как-то освятить его. Прежде всего – в собственных глазах.
– По-моему, им так и не удалось сделать нас военными. Во всяком случае, не всех. Только они еще не поняли этого.
– Вот именно. Война – их ремесло, военных. Мы же… Впрочем, какая разница: одним расстрелянным больше, одним меньше? В конце концов расстреляют в другой раз, – вслух размышлял обер-лейтенант и только теперь спрятал пистолет в кобуру. – Выбирайтесь оттуда, коллега. Не могу я расстреливать учителя. Тем более, что у меня нет приказа расстрелять именно вас. И приговора тоже нет. Вы ведь не приговорены, я прав?
– Абсолютно, обер-лейтенант. Никакого приговора. Я оказался здесь случайно, – как можно поспешнее заверил его Беркут. – По воле рока.
– Мне было названо лишь количество заключенных, подлежащих… – слово «расстрелу» или «казни» вымолвить он уже не отважился. Что-то остановило его. – Ну выбирайтесь же оттуда, выбирайтесь! Время не ждет.
– Мне трудно сделать это.
– Давайте руку. Эй, унтер, ты длиннее всех. Подай ему руку.
– Они у меня связаны, – объяснил Беркут, – за спиной. Их забыли развязать.
– Тогда вы, кто-нибудь! – крикнул он пленным из похоронной команды. – Помогите ему!
– Офицер приказывает вытащить меня отсюда! – перевел Беркут могильщикам. – Да пошевеливайтесь, пошевеливайтесь!
Обер-лейтенант и почти двухметрового роста унтер, не очень спешивший с услугой,
