style="font-size:15px;"> – К кому сегодня? – подавляя зевоту, спросил с заднего сиденья грузный мужчина лет пятидесяти, обращаясь к пассажиру довольно мрачного вида, сидящему впереди, рядом с водителем. Тот, не торопясь, выпустил одно за другим три аккуратных кольца вонючего дыма и сквозь зубы процедил:
– Сегодня лафа – берём спекулянта, но нужно поискать и найти что-нибудь. Вы меня понимаете.
На заднем сиденье также находился паренек лет двадцати, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, но изо всей силы старался не подавать вида, отчего его замешательство становилось еще заметней.
– Чего егозишь, Аристарх? Не ссы, больно не будет. Молчи и делай, что скажу. И вся любовь, и сиськи на бок, – старший в пол-оборота повернулся к сидящим на заднем сиденье, и неожиданно расхохотался глухим, квохчущим смехом, ощерив полусгнившие огрызки редких, прокуренных до черноты зубов.
Парень с отличной харктеристикой пришел к ним несколько месяцев назад по направлению партийной организации завода „Электросила“ и сегодня у него должен состояться дебют. Парень неплохой, закваска есть, но слишком тихий, чересчур интеллигентный. Ничего, оботрётся, заматереет – работы ведь невпроворот. Пора пробовать его в настоящем деле, нечего просиживать штаны в канцелярии за протоколами допросов. Сегодня и проверим на вшивость этого маменькиного сынка, сразу видно будет, чего от него ждать дальше.
Воронок долго плутал по грязным, замызганным переулкам среди приземистых трехэтажек и, наконец, с визгом затормозил у подъезда нужного дома.
Пантелеймон Корнюшин был доволен сегодняшним днем. И не столько потому, что этот день был праздничным, юбилейным – как же, двадцатилетие Октябрьской революции, – а потому только, что день действительно выдался веселым и шумным, с радостным ожиданием чуда, как всегда бывает по праздникам.
Подхваченная неистовым вихрем начавшегося в квартире с раннего утра общего оживления, разбуженная гомоном детских голосов, даже поднялась со своего тюфяка в темной кладовке третью неделю лежачая Марья Ивановна. Приползла, еле переступая распухшими ногами, на кухню, тяжело опустилась на табурет, привалилась спиной к стене. Помощи от неё, конечно, никакой, но хоть посидит рядом, словом поддержит, подскажет что по организации стола.
Настоящей хозяйкой растет Иришка, старшая дочь. В неполные пятнадцать лет на неё после начала тяжёлой болезни матери легли все заботы по дому. И забот этих было предостаточно. Семейство большое: кроме неё, ещё двое меньших растут, десятилетний Ванятка, сорванец ещё тот, да четырехлетняя Катя-Катерина, племянница, дочка умершей недавно в деревне сестры Марьиной. Всех накормить, обстирать, умыть, квартиру убрать. Хоть и невелика квартира, две крохотные комнаты, кухня да прихожая, а грязи натопчут – на тракторе вывози. Самая большая грязь идёт, конечно, из комнаты хозяина, которая углом, дальняя…
Пантелеймон
