вниз до самого пляжа лесенку с пологими ступенями. Было их бесчисленное количество… Я начал долгий спуск, и с каждым шагом мне открывался всё более романтический вид. Постепенно я стал различать белые барашки волн на фоне глубокой синевы моря, треугольники парусников, очертания маленьких рыбацких лодок. Наконец стал виден пляж с золотистым песком, окаймлённые белой пеной набегавшие на него волны, зеленоватая прозрачность чистейшей воды в неглубоких местах. Я шёл и вдыхал тонкий аромат соли, доносимый бризом. Хотелось закрыть глаза и самому стать этим свежим и свободным порывистым ветром. В тот момент я подумал, что всё в жизни происходит не зря.
После купания, на обратном пути я решил побаловать себя роскошным обедом в единственном прибрежном кафе, хозяином которого был давно обосновавшийся в городке грек. Несмотря на фактическое отсутствие конкуренции, готовили там очень неплохо – еда была простая, но вкусная. Чувствовалось, что повара подходят к своему делу с душой и выбирают качественные продукты.
Мой обед состоял из настоящих греческих оливок (размером почти с маленькую сливу), приготовленной на гриле целой морской рыбины, поданной с нежнейшим пюре, начинённых брынзой запечённых перцев и – на десерт – свежих сезонных фруктов. Всё это я запил хорошим белым вином. На пути к дому я думал о том, как разительно изменилась моя жизнь в каждой своей части. Взять, например, этот прекрасный обильный обед – ничего общего с крошечными тарталетками с утиным пате и провансальскими травами, которые я на бесконечных светских вечеринках запивал дорогущим шампанским.
…Пробыв на речном пляже в общей сложности около часа и совершив несколько коротких заплывов – температура воды к долгому пребыванию в ней всё-таки не располагала – я окончательно обсох, оделся и поехал обратно в город. В списке мест для посещения значились библиотека (я хотел побольше узнать об истории города, в котором собирался задержаться), бакалейная лавка и пекарня. У последней была одна особенность – выпечку в ней делали небольшими порциями дважды в день – с утра и около пяти часов вечера, так что побаловать себя ароматными горячими булочками можно было за чаем, который здешний люд пил между обедом и ужином.
Вернувшись в приютивший меня дом, разгрузив содержимое бумажных пакетов на кухоньке и наскоро перекусив ещё не успевшими остыть булочками с молоком, я уселся за пишущую машинку. Вечер решил для разнообразия провести в трезвости, оставив наполовину опустошенную бутылку бурбона сиротливо грустить на подоконнике. Неожиданно для самого себя я стал замечать, что меня всё реже тянет к этому янтарному напитку. Не знаю, чему я был обязан этим – свежему ли воздуху, регулярным купаниям, отсутствию спешки и стресса, характерных для столичной жизни, или тому, что вокруг не было моих пьющих приятелей – но факт оставался фактом.
Перебирая в голове впечатления дня и собираясь в порядке упражнения записать какие-то из них на бумаге,
