обрывающиеся крики и глухие стуки, монотонные глухие стуки.
Монотонные, одинаково амплитудные движения пилы медленно, но верно разрезали плоть, распиливали хрящи и небольшие кости шеи девушки, чья голова спустя мгновение глухо упала в бережно подставленное ведро.
– Ну вот и всё, – сказал я тихо. – Точка не возврата, но не переживай, всё будет хорошо. Я положил голову девушки в небольшую спортивную сумку, закрыл её. После смыл с себя остатки крови, протёр пилу и, поднявшись наверх, крикнул в зал:
– Всё готово, я поехал, убери там всё, соберись и действуй по реперам.
– Я поняла тебя, не переживай, я всё запомнила, – сказала девушка, и в коридоре мелькнула рыжая тень, блеснув на солнце металлом.
– Прощай, – тихо, почти шёпотом сказал я и, надев куртку, вышел из дома.
– Всё, всё, прекрати, её больше нет, – успокаивала Марго жена какого-то чиновника, что более-менее дружила с семьёй Идри-Ток. – Пойдём, пойдём я налью тебе успокоительного, – беря под руки Марго, она продолжала говорить с ней. Гроб был опущен, и мужчины с лопатами принялись закидывать его влажной чёрной землёй. Толпа стала редеть, народ потянулся к своим машинам и автобусам, специально заказанным для этой процессии. Священник ещё раз перекрестил возникший у его ног земляной бугор и, глухо сказав «аминь», потихоньку побрёл в прикладбищенскую церквушку. Господин Сэм Идри-Ток стоял у могилы своей дочери, не в силах тронуться с места, он никак не мог поверить в случившееся. Его Циллиону убили, его дочь, как это вообще возможно, и, самое главное, мотив, который никак не формировался у него в голове.
Я медленно проехал рядом с кладбищем, просматривая через густые насаждения процессию, что начала потихоньку расходиться. Похороны завершились, и все, кому был дорог умерший или его близкие, собирались почтить память усопшего бокалом, роксом, стопкой. Свернув к главному входу на кладбище, я до максимума сбавил скорость цикла и двинулся в сторону усаживающихся в свои транспортные средства людей. Подъехав ближе, я увидел девушку, что молча плакала, стоя у забора, красивые светлые волосы, покрытые чёрной вуалью, стройное тело, облачённое в деловой костюм, в металлических руках белый мокрый платок. Она вдруг подняла глаза и скользнула взглядом по мне, на долю секунды задержавшись на линии глаз, я так же смотрел ей в глаза, и, спустя мгновение, отвернувшись, прибавил газу, умчавшись отсюда.
– Господи, – наконец изрёк Сэм. – Да как же так, родная, ну как же ты так, почему именно ты, почему он не убил эту тупую суку Марго? Господи, я не верю, – он вновь вытер лицо платком. Его глубокая скорбь была понятна посвящённому кругу коллег, ведь на неё Идри-Ток поставил всю свою жизнь и карьеру. Свою дочь Сэм учил лично, ни одного раза не прибегнув к силовому вбиванию знаний, он ни одного раза не дал ей даже пощёчину или подзатыльник. Девочка схватывала всё на лету, вникала в самые глубокие дебри, порой заставляя восторженно восхищаться учителя. Она
