шли в атаку супостата бить.
Вдаль эскадра уплывала,
Стяг морской приспущенный.
Есаул, корнет, поручик там могли бы быть.
Не смогли, не удержали,
Не спасли отечество.
Белой гвардии российской наступил конец.
На причале кони ржали
Криком человечества,
Бередя людские души хуже, чем свинец.
Быть беде средь бела света
По закону подлости.
Всё бы ладно, да навстречу направлялся к ним
Тот, из реввоенсовета,
Что с мандатом в поезде
Подписал вердикт расстрельный росчерком одним.
Он узнал. Во взгляде злоба
Типа беспардонного.
Этот, властью облечённый, форменный чекист,
Возглавлял отдел особый
В армии Будённого.
Зачищал ряды от контры и от тех, кто чист.
Подходил неумолимо,
С ним его охранники.
Бывших царских офицеров просто так не взять.
Шаг, другой… И всё же мимо.
Нет на лицах паники,
Видно, их придётся позже силой повязать.
Разошлись, как в бурном море
Сейнеры рыбацкие.
Есаул, корнет, поручик миновали сеть.
Счастье хлипко. Когда в горе —
Вина пьёт кабацкие.
Ей испить глоток свободы надо бы успеть.
Три товарища спешили —
Слишком мало времени.
Рядом с ними шла удача, повезёт ли впредь?
Видит бог, они решили
Быть отчизне верными.
Если жить, то жить в России или умереть.
Старый дом. В нём на постое
Трое, да их лошади
Нерассёдланные нынче во дворе стоят.
Может, завтра ждать не стоит,
Если их на площади
Расстреляют или – хуже – в карцере сгноят.
Дух сивушный, смог табачный
Вперемешку с сумраком,
Мысли вслух – те, что у трезвых были на уме:
Царь бездарный, вождь невзрачный,
Стал народ отступником.
Гибнет, гибнет Русь святая в беспросветной тьме.
Оказалась безответной
Преданность их Родине —
Всякой: сильной, слабой, смутной, гибнущей в огне.
А за гранью предрассветной
Брезжил путь непройденный,
И, подкрадываясь, кто-то промелькнул в окне.
Знать, отрезан путь отхода,
Пропадать так с музыкой.
Есаул, корнет, поручик пели русский марш.
Взять в кольцо могли полвзвода,
Но за щелью узенькой
Виден был боец и накрест свисший патронташ.
Куртка-кожанка потёрта,
