сло или подвергнуть осмеянию ее гегемонию. Даже русские, которые по причинам ностальгического порядка менее всех склонны признавать масштабы американского могущества и влияния, согласились с тем, что в течение некоторого времени Соединенные Штаты будут оставаться определяющим игроком в мировых делах.
Современному миру может не нравиться американское превосходство: он может относиться к нему с недоверием, негодовать и время от времени даже составлять направленные против него заговоры. Однако прямо оспаривать верховенство Америки в практическом ключе остальному миру не по силам. В течение прошлого десятилетия предпринимались отдельные попытки сопротивления, но все они потерпели неудачу. Китайцы и русские пофлиртовали с идеей стратегического партнерства, ориентированного на формирование «многополярного мира», – понятие, истинный смысл которого легко расшифровывается с помощью слова «антигегемония». Из этого мало что могло выйти, учитывая относительную слабость России по сравнению с Китаем и прагматизм китайских руководителей, прекрасно осознающих, что в настоящий момент Китай больше всего нуждается в иностранных капиталах и технологиях. Ни на то, ни на другое Пекину не приходилось бы рассчитывать, приобрети его отношения с Соединенными Штатами антагонистический оттенок.
Бывшие великие европейские державы – Великобритания, Германия и Франция – слишком слабы, чтобы принять на себя удар в схватке за гегемонию. Маловероятно, что в ближайшие два десятилетия Европейский союз достигнет той степени политического единства, без которой народам Европы никогда не обрести воли к соперничеству с Соединенными Штатами на военно-политической арене.
Россия уже не представляет собой имперскую державу, и главным вызовом для нее является задача социально-экономического возрождения, не выполнив которую, она будет вынуждена уступить свои дальневосточные территории Китаю. Население Японии стареет, ее экономическое развитие замедлилось; типичная для 1980-х годов точка зрения, сулившая Японии превращение в следующее «сверхгосударство», выглядит сегодня исторической иронией. Китай, даже если ему удастся сохранить высокие темпы экономического роста и не утратить внутриполитическую стабильность (и то, и другое сомнительно), станет в лучшем случае региональной державой, потенции которой по-прежнему будут лимитироваться бедностью населения, архаичной инфраструктурой и отсутствием универсально притягательного образа этой страны за рубежом. Все это относится и к Индии, трудности которой, сверх того, усугубляются неясностью долгосрочных перспектив ее национального единства.
Даже коалиции всех этих стран – образование которой крайне маловероятно, учитывая историю их взаимных конфликтов и взаимоисключающих территориальных притязаний, – не хватило бы сплоченности, силы и энергии, ни чтобы столкнуть Америку с ее пьедестала, ни чтобы поддерживать глобальную стабильность. Как бы то ни было, если бы Америку попробовали сбросить с трона, часть ведущих государств подставила бы ей плечо. И в самом деле, при первых же осязаемых признаках заката американского могущества нам, вполне возможно, довелось бы наблюдать спешные попытки упрочить лидерство Америки. Но самое главное, даже общее недовольство американской гегемонией бессильно приглушить столкновения интересов различных государств. В случае же упадка Америки наиболее острые противоречия могли бы разжечь пожар регионального насилия, который в условиях распространения оружия массового поражения чреват самыми страшными последствиями.
Неодолимой силой, уравнивающей общества в смысле уязвимости, является технический прогресс. Революционное сокращение расстояний благодаря современным коммуникационным технологиям и радикальному увеличению радиуса действия средств намеренного причинения смерти пробило брешь в традиционном защитном зонтике национального государства. Более того, и возможности приобретения вооружений, и дальность их действия придают им постнациональные черты. Даже неправительственные субъекты, такие как подпольные террористические организации, постепенно налаживают каналы доступа к оружию большой разрушительной силы. Совершение в том или ином месте акта подлинно высокотехнологичного терроризма – лишь вопрос времени. Но и это не все: в результате того же «уравнивающего» процесса бедные государства, вроде Северной Кореи, получают инструменты для нанесения противнику ущерба в таком объеме, в каком прежде это было доступно лишь горстке богатых и мощных государств.
В определенный момент эта тенденция способна привести к апокалиптическим последствиям. Впервые в истории становится возможным рассматривать небиблейский вариант «конца света» – не деяния Божьего, но преднамеренно развязываемой, творимой человеком цепной реакции глобального катаклизма. Армагеддон, описанный в последней книге Нового Завета (Откровение, гл. 16), вполне может сойти за картину планетарного ядерно-бактериологического самоубийства. Хотя в предстоящие несколько десятилетий вероятность подобного события, возможно, останется слабой, с развитием науки неуклонно будет расти и способность человека к актам самоуничтожения, которые организованное общество не всегда может оказаться в состоянии
