на мгновение в струну и издав звук, напомнивший Софье старорежимное щелканье каблуками.
– А его зовут Зуко. – сказала Софья, указывая носком туфельки на собаку.
– Он кусается? – спросил Василий.
– Что за вздор! – возмутилась Софья. – С какой это стати?
– Животные порой кусаются без всяких на то причин.
– Это люди зачастую говорят дрянные вещи о ком попало без каких-либо причин и всякой стати. И еще любят врываться без приглашения в приличные дома, чтобы грабить, насиловать и убивать хозяев. Кроме того, скажу вам напрямик, Василий, я вас узнавала – вы тот самый убийца ста семнадцати девственниц из Нью-Орлеана, но на этот раз у тебя ничего не выйдет, имей это в виду! Мужчина моментально покрылся малиновыми пятнами и попытался выхватить что-то из кармана, но ему в руку вцепилась собачонка и принялась с остервенением рвать его рукав. В одно мгновение Софья вскочила со стула и уверенным движением обрушила его на голову несчастному. Стул разлетелся на кусочки, осыпая обломками оседающее на пол тело. Когда Софья убедилась в его неподвижности, она спокойно опорожнила карманы мужчины, где среди прочих документов обнаружила бирку полицейского и наган.
Приехавшие вскоре люди в штатском арестовали Софью вместе с собакой. Два черных санитара накрыли тело Василия целлофаном и поволокли его куда-то на носилках. Комната опустела. Настала пора и автору вылезать из-под кровати, где он пролежал уже несколько дней, записывая сюжеты из жизни знаменитой террористки в огромную, неопрятного вида тетрадь.
Увы, София отнюдь не была девственницей.
Написанием подобной чепухи я занимал себя в двадцать лет, называя свои литературные упражнения «псевдореализмом». Мне было тесно в рамках литературных стандартов начала восьмидесятых годов, и я по-своему пытался их раздвинуть, не рассчитывая, разумеется, ни на успех, ни на публикацию своих сочинений. При всех недостатках, сюжет этих коротких рассказов был непредсказуем, и мне нравилось придумывать для них неожиданный финал. Моим сегодняшним повествования, насколько я заметил, недостает легкости. Прежде все мои истории строились на импровизациях. Теперь я описываю только то, что пережил сам, временами впадая в морализаторство.
Зануды – это конченные неудачники. Я не засуживал такой участи. Я был довольно симпатичным парнем, пользующимся успехом у противоположного пола. На хрена я влез в этот улей сублимирующих интеллектуалов и не чаявших в них души суфражисток? Впрочем, позже улей исторг меня из своего чрева. Я переживал острое увлечение православием и пытался ввести идеи христианских философов в интеллектуальный дискурс, который, по правде сказать, не сильно бы от этого пострадал. В ходу был самый пестрый набор идей, но темы религии встречали самое упорное сопротивление организаторов. И все же, меня не изгоняли из милосердия. Раз в неделю, по четвергам, я являлся на собрания общества, всякий раз покидая его еще более неудовлетворенным. Я был сжигаем изнутри огнем богоискательства.
На
