ясное дело, показывать было нигде нельзя, но мы оценили его весьма высоко.
Маврикий устроился в дом престарелых и снял совершенно гениальный фильм о старости, гениальнее я не видел, хотя, к сожалению, фильм обрывался на половине, потому что он перегонял его на шестнадцатимиллиметровку и случайно опрокинул на пленку сок.
Потом я сделал свою знаменитую «Липу».
Мы держались вместе, потом к нам присоединились ненадолго Тадек, Михал и Збыня, но потом Тадек уехал в Штаты и там нанялся в модельное агентство, а Михал допился почти до смерти, до нас дошли слухи, что нужно сорок тысяч, чтобы выкупить его из Главного Списка Обреченных, мы даже ездили к нему, пытались его спасать, но контакта с ним уже не было, только вода, вода и так называемое контролируемое пьянство. У него была женщина, но невооруженным глазом было видно, что он больше интересуется ее дочерью, причем не как отчим, я даже что-то пытался сказать об этом его женщине, но она не хотела ничего слышать и знать. Мы исключили его из «Братства».
А Збыня продолжает работать по профессии, но не хочет нас знать. Он пристроился к телесериалам, пять лет делает неплохие деньги, и друзья ему не нужны. Он построил себе дом в Константине и ударился в меценатство – основал музей современного искусства, говорят – лучший в мире.
Мы сидели до двух часов, хотя, когда пришли Бартек и Аська, я уж думал, что больше не выдержу.
Они вытащили какое-то фото и подсунули мне.
На переднем плане какие-то пятна, на втором плане – какие-то пятна, на третьем – пятнышки.
– Она чудесная, да? – Аська глаз не сводила с этого непонятно чего.
Кто она? Где она? Пятна как пятна. Обычные пятна. Не знаю, может, и чудесные. Пятнистые такие.
– Это Зося!
А-а-а-а-а, значит, это ребенок. Зигота, которая мне звонила. Видимо, уже такая традиция возникла, что на мой день рождения кто-то должен притащить какие-нибудь фотографии. Хотя бы ультразвуковые.
– Вот это? – я постучал по фото, пытаясь быть вежливым.
– Ну ты что! Вот! – Бартек тыкнул пальцем куда-то вбок, в размытое пятно рядом с моим. – Чудо! Вот, вот эта фасолька! У нас пять недель, представляешь?!!
– Шесть, – поправила Аська и сложила руки на животе так, будто была на девятом месяце беременности.
– Но врач сказала, что… – попытался возразить Бартек.
– Врач может ошибиться, а мать никогда, – заявила Аська, и Бартек пристыженно смолк.
Неужели это начинается так рано? На пятой неделе?
Мир интересно устроен.
Люди добрые, спасите-помогите.
По сравнению с этими размазанными пятнами альбомчик моей матери казался мне теперь забавным недоразумением. Хотя… когда я вспоминал «а вот мой Букашка с трусиками на голове!» – мне самому хотелось стать зиготой, особенно на людях. А тут пятна, пятнышки
