ли судити; суды Господни? Да не будет! Значит, так нужно: клясть того, кто не заслужил, не взыскал, не оценил благословения. О, что сказать? Преднамеренное оставление Единородного на Кресте и предание Его на поругание всякому, кто смыслил умозаключать: Иные спасе, себе ли не спасет? – не есть ли прикровенное повторение того древнего приговора: Проклят от Бога висяй на древе? Ужасно. Но должно быть так. И оное оглушающее: уа, – не будет ли знаменовать собою только общий гул несшегося на Распятого всеродного проклятия? Тяжело и помыслить о том, что было и что значило. Но возвратимся к себе. Кого же, в самом деле, кляли в лице Осужденного ругатели? Кляли всех, начиная от себя до последнего из последних в рожденных женами, – всех, по ком был клятвою Распятый. Довольно сего. Итак, эту обремененную клятвами, преступную голову сколько можно менее поднимай, возлюбленный! Особенно старайся опускать ее здесь на лобном месте. Лобное место пусть будет для тебя местом лобного склонения во прах!
Но да простит нам святое, досточтимое и покланяемое место обозвание его: ужасным, достоплачевным и… проклятым! Пусть оно зовется, как угодно, лишь бы оно подвигало всех, стоящих на нем, с одной стороны, глашать: воистину, Божий Сын бе сей, – а с другой – вопиять: помяни мя, Гоподи, егда приидеши во царствии Твоем.
Аминь.
Наставление говеющим по прочтении Великого Канона, в Иерусалиме[10]
Откуда начну плакати окаянного моего жития деяний? Вспомним, что так начал свою великую песнь о грехе и покаянии богомудрый писатель Великого Канона. Откуда начали бы и мы, в повторительное назидание себе, перебирать в памяти те лица, предметы и обстоятельства, по поводу которых плакал, – и нас возбуждал к плачу, – древний иерусалимлянин и, значит, наш временный согражданин, смолитвенник и спочитатель Святых мест? Можно назвать счастливым обстоятельством это сходство положений его и нашего. Выходя из тесного и теснящего богомысленный дух круга суеты городской на широкий простор Божией природы и свободы, юный Андрей, впоследствии знаменитый архиепископ критский, – носивший в бытность свою здесь скромное звание чтеца и нотария (по-нашему – записчика) патриаршего; может быть, на сих самых местах, за 1200 лет до нас, стоял, или сидел, и думал о временах, и для него уже давноминувших, скорбя, конечно, духом о несовершенствах избранного и, следовательно совершеннейшего из племен человеческих, и утешая себя, если уже ни чем другим, то хотя возможностию извлечь из них для себя урок.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги,
Духовная беседа. 1876. № 10. Март. С. 289–301.
