что у него – по корреспонденциям Антонина из Иерусалима – сложилось мнение, что это «человек желчный»[57]. На Антонина часто обижались, потому что принимали иронию за неприязненность и обозленность. И, пожалуй, у архимандрита были причины обижаться на жизнь – она была сложна. Но в глубине души Антонин был вовсе не таков, у него всегда находились лирические и восторженные ноты. И оценке Победоносцева, сдержанно отрицательной, уместно противопоставить совершенно иную оценку личности Антонина – слова святителя Феофана Затворника, великого нашего подвижника, создателя Русского Добротолюбия, который в одном из писем сказал: «О. архимандрит Антонин… нежный – известен мне, как отличный человек… он же и уч»[58].
Так глубоко разгадать Антонина мог только такой сердцеведец, каким был великий русский аскет и богослов святитель Феофан Затворник. Многие не понимали его. Потому «для внешних», как говорили святые отцы, характерна поляризация мнений и восприятий – для одних он был желчный человек, или, в лучшем случае, как сказал СИ. Пономарев, «бесподобный отец-заноза», для других – Антонин Нежный.
Время брало свое. 31 декабря 1890 г. Антонин записывает в дневнике, что год «перенял меня у своего предшественника… здоровым, далеко еще не совсем седым, не лысым, не безголосым, но глуховатым на правое ухо… Умом владею вполне без малейшего ущерба. Воля та же, но с прибавкой равнодушия и затем уступчивости, лености, бездейственности, увлечения первым попавшимся под руку предметом и духовной спячки, сопровождающей телесную дремоту. Память из рук вон плоха. Воображение подает в отставку. А сердце? Стало чем-то вроде духовной размазни. Готово пристать ко всему, что понравится»[59].
…На самой макушке Елеона высится 64-метровая четырехъярусная колокольня, которую в Иерусалиме называют «Русская Свеча». С площадки верхнего, четвертого, яруса ясно видна на востоке блестящая синь Мертвого моря. По преданию, одной сажени не хватило Антонину, чтобы на западе можно было увидеть Средиземное. Еще в 1886 г. архимандрит записал в дневнике: «Долго сидел там на своей высокой колокольне (только-только начинал возводиться второй ярус. – Авт.) и раздумывал о временах далеко-будущих. Роды родов будут подниматься на высоту, где я сижу, а о чем будут думать они?.. Верно, не о том, кто доставил им случай полюбоваться на целокупный образ вечно-вещей Палестины»[60].
Опорные столпы созданного Антонином сакрального пространства Русской Палестины четко определились по сторонам света. Кана Галилейская и Тивериада на севере, Хеврон с Дубом Мамврийским на юге, Яффа с храмом апостола Петра и гробницей праведной Тавифы на западе, Иерихон с Галгалским камнем и приютом Закхея на востоке – вот КРЕСТ, которым осенил о. Антонин Святую Землю. В средокрестии – Иерусалим с Порогом Судных Врат, с Горней по левую и Елеоном по правую руку.
Р.Б. Бутова
I
«К.П. Победоносцев… принял… <В.Н. Хитрово> "замечательно любезно, продержал около часу и подробно расспрашивал обо всем"… Весьма благосклонно Константин Петрович отнесся к… другим… планам относительно Миссии, выразив сожаление, что он лично не знает о. архимандрита Антонина и, судя по его корреспонденциям, "составил себе о нем мнение, как о желчном человеке"». Цит. по:
