когда услышал знакомый голос. Два пожилых на вид мужика о чем-то спорили с торговкой возле магазина.
– Завтра занесем, бля буду, ― гундосил тот, что повыше.
– Да-да. Ты же нас знаешь, занесем. А пока возьми вот, на реализацию, ― подхватил с жаром второй и сунул какой-то пакет тетке.
Именно его голос заставил меня остановиться. Я наблюдал.
– Ладно, давай. Только в последний раз, ― прошипела женщина, быстро оглядываясь по сторонам. Небольшой сверток был мгновенно закопан в мешке с семечками. Затем она быстро отсчитала несколько купюр и сунула их заметно повеселевшим мужикам.
Трава?! Барыжат. Каждый живет, как может.
Я направился за барыгами в сторону магазина. Дождался, когда они вышли оттуда с пакетом и проводил их до знакомого двора.
– Марыч, ты?
Мой крик застал Марата врасплох. Оглянувшись и явно не признав, он припустил еще быстрее. Скрылись в подъезде…
Я еле успел остановить почти уже захлопнувшуюся дверь.
– Марыч, выходи, поброди́м-пошкоди́м, ― крикнул я в подъездную темноту. Я знал, что он не мог забыть наш детский призыв.
Отпустив дверь, я присел на лавке. Достал сигареты.
– Стрельну, если не жаль? ― Я поднял глаза. Передо мной стоял Марыч, Марат, друг детства, один из нашей банды.
Обнялись.
– А я тя не признал сразу, ― состарившееся лицо Марыча расплылось в беззубой улыбке. ― Если бы не крикнул по-нашенски, так бы и смылся…
Наркоша и сиделец в прошлом, пропойца в настоящем – прочитал я на его лице. Один из самых спортивных и симпатичных парней нашего двора превратился в развалину. А ведь раньше, когда в компании бродили-шкодили, девчонки с него глаз не сводили. Рядом с ним у таких как я шансов не было.
– Ты, я смотрю, как начальник выглядишь, ― Марат, который был младше меня на пару лет, опять показал частые щербинки между зубов.
– А где твой приятель? ― Спросил я.
– Я один был.
Я посмотрел в глаза старого товарища и понял, что только внешность изменилась. В душе это тот же самый Марыч, безбашенный пацан, которого даже фашисты бы не допытали про партизанские явки.
– Как жизнь? Как наши? ― Перевел я тему разговора.
– Живу – не тужу. А наших и не осталось вовсе. ― Марыч был явно не настроен на разговор по душам.
Помолчали. Докурив, я окинул взором двор родной хрущевки и поднялся.
– Русланчика порезали, Валерка и Нурик еще чалятся, Андрюха на северах; один я, да Расул остались в поселке. ― Прохрипел Марат.
– А остальные?
– Остальные в Николаевке** отдыхают. ― По ходу я один сумел соскочить, ― угрюмо добавил Марыч и изобразил жестом укол в вену.
Наш поселок еще с восьмидесятых удобно оказался на перекрестке наркопутей, ведущих с восточной части
