своей жалкой силы, потому что иные. Высшие государственные власти не позволят им быть свободными, не позволят пользоваться ихними возможностями, то есть способностями по собственному усмотрению, поскольку грязная политика требует своих грязных интриг. Да! Они, властолюбивые вербалы⁴, держат власть, но во всём остальном ничтожны, то бишь те, которые суть власть имущие политики, контролирующие эту власть своей вербальностью⁵. А эти креатуры и подобные им эпигоны вынуждены от своего ничтожного эго, стоящего ниже создания по имени Амёба, подчиняться их власти. И отсюда не мудрено, что действительно достойные люди сидят пожизненно в тюрьмах, если до этого их не убили как-либо. А иные, как ни странно, ждут и жаждут анархии.
Для всех них, и вербальных политиков, и остальных магов, всё человечество лишь некоторое средство власти и силы. Человечество для них не больше, чем пешки в шахматной игре, а то и в шашках, в которой одна лишь временно выше других – дамка, но которой уготовано жертвенное место. И люди идут на овцезаклание, не имея об этом ни малейшего представления, и нужно быть "оленем", чтобы для таковых стать "бараном": не бросайте бисер свиньям! – вот вековая мудрость!
Этих мелких магикообразных выскочек ничто не волнует, кроме собственного эго. И мало кто из таковых постарается для кого бы то ни было, разве что в собственных интересах. И даже если человечество идёт путём самоуничтожения, то и это широко используют сугубо в своих тщеславно-коварных целях. Они очень эгоцентричны. Молчаливы, скрытны, безразличны ко всем, хладнокровны, можно сказать, бесчувственны и апатичны. Любят они, когда перед ними пресмыкаются, тем или иным образом поклоняются, но всё же не любят находиться в центре внимания, ибо не любят они человеческого общества, презирают его. И будут они во все века терзать и мучить исподтишка человеческий род, чтобы никто не узнал. Никто и никогда не сможет предугадать шаг мага, его мысли или помыслы, поскольку их разум не тот, что у простого смертного человека.
Эти маги именно те чёртовы создания, которые включают в себе полноту логики противоречий, доходящей до совершенной банальности и абсурдности. Они не те создания что созерцают природу вещей и бытие метафизически философски; они не те, что созерцают природу вещей и бытие диалектически умозрительно; но те создания, что практически осуществляют вселенскую логику противоречий, проявляя себя то так, то эдак. Будто потерянные, рассеянные, словно нерешительные, неуверенные и слабые. Но на деле оказывается, они прекрасно сознают, где и в чём находятся, где их место по собственному или же не по собственному, но роковому или фатальному желанию. И вдруг они становятся решительными и уверенными, и сильными. Они все, от жалких клевретов с креатурами до истинных адептов, дивергентны⁶ в самих себе, в жизни и по жизни, потому что, кроме самых низших магов, находятся, так сказать, между жизнью и смертью, и стезя их коварна. Много более коварна, нежели они сами. Всякого из них гложет зависть перед простыми смертными, перед их простой и скромной жизнью, хотя они никогда не признаются в этом, вопреки своим
