нараспашку. Пропустив Надюшу, дед закрыл их. Снял со спины вязанку, пристроил её рядом с крыльцом. Нераспряженные кони заржали, переминаясь с ноги на ногу.
– Дело и вправду серьёзное. Надюша, в избе посмотри, а я конями займусь. Да квасу мне принеси, во рту пересохло. Иди, иди- подтолкнул он, видя её нерешительность.
Надя приоткрыла дверь в сени. После яркого солнечного света на миг ослепла. Половица под ней скрипнула, она испуганно затихла. Обвыкнув в темноте, приложила ухо к двери…
В избе никого не было, лишь недавно купленные ходики, гордость отца, нарушали тишину тиканьем.
Она испуганно кинулась в горницу, споткнувшись о порог. Огляделась. Рванула полог кровати.
Отец лежал поперёк кровати в хромовых сапогах, на спине, раскинув руки. Голова неестественно повернута в сторону, и, если бы не храп, можно подумать – не дышит.
Надя подняла упавшую скамеечку, села, уронив руки. Глаза наполнились слезами, и они тихо потекли по побледневшим щекам.
– Ну, как там?
Дед Тишка управился с конями, замотал вокруг столба яслей вожжи. Лошади с хрустом грызли ячмень.
– Лежит, как бревно. Матери с Олей нету, может, у Матрёны?
– Придут, куда деваться. Квасу принесла?
– Вот ведь бестолковая!
Схватив со штакетника ковш, побежала в сени, где стояла бочка с квасом.
Попив, дед вытер ладонью мокрые усы, крякнул от удовольствия, погладил Надюшу по голове.
– Не кручинься, Бог даст, всё обойдётся.
Взвалив вязанку на спину, тяжело шагнул за калитку.
Надюша вышла вслед. Присела на лавочку у палисадника и стала ждать мать и сестру.
… Шел 1925 год. Далеко, в больших городах, кипели политические страсти. В Мазеповке было сравнительно тихо. Селяне пережёвывали правительственные новшества, не веря в их благо. В лавках, заваленных промышленными товарами, уменьшились цены, в сельсоветах отдавали в аренду земли, совсем бедным предлагали кредиты. Крестьяне страшились перемен, особенно зажиточные. Поблажки их не касались, на их земли был введён дополнительный налог. Чем больше у тебя земли, тем сильнее налоговый пресс. Бедным стало немного радостнее, хотя они не особенно охотно брали кредиты, подозревая подвох. Но всё ж вздохнули с облегчением.
В тот год урожай добрый, можно и государству сдать, и себе оставить, чтобы потом на промышленные товары поменять, а то совсем обносились. До принятия щадящего закона много мужиков подалось в город на заводы, чтобы прокормить семьи. Весной многие вернулись с надеждами на перемены.
Из-за теплой осени убрали всё до зернышка, осталось кое-что за домами, бабы там копаются. У сельсовета мужики брали наряды, обсуждали перемены, судачили. Только отпраздновали Пречистую, впереди Покров. Настало время свадеб. В лавках брали материю на платья по справке из конторы: сколько зерна сдал, сколько задолжал. Расчёт производился после полной сдачи поставок.
Праздники
