кивает на другую стопку, с прекрасным и редким южным хлопком, и говорит, словно рассчитывая удивить меня:
– За тобой по пятам ходит квадра менайских солдат.
Я не поднимаю головы, подхватывая хлопковые отрезы. Воистину интересное наблюдение.
– Они ждали за дверью спальни утром.
– И за моей дверью ждут?
– Шли сюда следом за мной.
– Они считают, что я на тебя наброшусь? Или что мы сами не способны тебя уберечь?
Мать привстает и тянется к хлопку, сверкая глазами.
Я отдаю ей ткани, а в груди закипает гнев. Она никогда не защищала меня от брата. Я жила без страха перед ним только до смерти отца.
– Полагаю, да.
Она замирает, роняет полотно и дает мне пощечину. Не сильно – и вполовину не так больно, как обычно бьет брат. И все же от удара ведет голову и выступают на глазах слезы.
Мать стоит передо мной, красная и вся в пятнах, ноздри раздуты от злости. В ней не осталось и капли красоты. Я впервые смотрю на нее совсем иными глазами. Она ведь совершенно такая же, как брат. В ней живут такие же помыслы, те же самые порывы движут ею, те же самые цели определяют ее поступки. Она такая же неуверенная, жалкая и мелкая, как сын. Я не знаю, как могла не замечать этого раньше и почему открытие совсем не пугает теперь. Во мне расцветает странное веселье, совсем неуместное рядом с болью от удара. Вызревает, срывается с губ, заполняет комнату.
– Матушка, – в голосе моем дрожит смех, – а братец поступает мудрее вас. Бьет так, чтобы не оставалось приметных следов.
Она задирает голову и тяжело дышит.
– Я не потерплю такого обращения от собственной крови.
– Это вы меня ударили, – напоминаю я. – Отнюдь не наоборот.
– Ты прекрасно поняла меня.
– Конечно.
Я смотрю ей прямо в глаза, сознавая, что никогда не смела так отвечать. Чувствую тот же сладкий восторг, что рвался из груди, когда я впервые скакала через лес на спине Желудя совсем одна, без помощи отца. Отца, что ни разу не ударил меня, сидел со мной, рассказывал сказки и говорил о чести как о чем-то большем, чем попытки любыми ухищрениями сохранять гордость.
Мать неожиданно улыбается, и маска спокойной красоты вновь покорно ложится на ее лицо.
– Не подозревала в тебе подобного раньше. Очень недурно, Алирра. Тебе пригодятся такого рода навыки, чтобы выжить в Менайе. – Она садится на прежнее место. – Подбери полотно.
Я складываю ткани обратно, а пьянящее торжество внутри быстро тает, уступая место думам о Менайе.
– Я ведь поеду не одна, верно? – Любая поддержка там будет нужна как воздух.
– Верно, – соглашается мать. – С тобой будет компаньонка. Не можем же мы отпустить тебя одну в окружении мужчин.
– Я подумала, что…
– Возьмешь с собой Валку.
Я смотрю на нее в ужасе:
– Нет!
