тут все подпортила сама Паучиха, что сидела на задней скамейке для зрителей.
Она вдруг оживилась. Выпрямилась, и все увидели вдруг – наша Паучиха – просто ничего себе дама. Даже привлекательная. Перламутром сверкали на брюшке родинки, через которые она, ровно как и Паучок, свои паутинные сети расставляла. Да и глаза были хороши. Темные, без зрачков, немного навыкате. Они так и притягивали, манили. Вроде глубокого колодца. Страшно, а прыгнуть туда хочется. Кажется, она даже немного еврейка.
Тем временем Паучиха обернулась к Семену. Семен покрылся потом. И чувствовал, как по спине, под мантией, бежит струйка потная.
«Точно, я схожу с ума», – мелькало у него в голове, а лицо проделывало следующие эволюции: губы растянулись в гримасу-улыбку, глаза блудливо бегали по залу, пальцы рук предательски дрожали.
– Вот что я хочу сказать, гражданин главный. Он вроде бы хороший, но вот такой случай отчудил, что хоть плачь, хоть пой. В общем, погоняй – не стой. Мне и рассказывать-то даже и совестно. Наши надо мной смеются все. «Надо было, – говорят, – тебе, матушка, давно его сожрать с потрохами похотливыми». Да нет, господин хороший, не смогла. Ох, слабы мы, бабы, слабы. Вот и я не лучше.
Что же случилось? Да прошел слух, муха-де какие-то деньги нашла. Или премию получила. Или иным древним способом заработала. Муха, она и есть муха. Шалашовка, одним словом. Ну, раз у ей появилось бабло, она, конечно, накрыла поляну. В общем, устроила корпоратив.
Ну, ладно. Пьянка у них пошла капитальная. Мой свою основную сеть поближе к входу пристроил. Конечно, рассуждал правильно. Мол, подопьют, сами в сети насыпятся, только успевай, как поется: «Уноси готовенького».
Ну, вы все Муху-то знаете. Цокотухес – ейная фамилия. Я сижу, наблюдаю. Ну, пьянка, да еще с Мухой – она пьянка и есть. Вот вам пример, господин судья. Какие-то Букашки, прихлебатели, в чашках устроили бассейн из молока, да и попрыгали туда с визгом. В чем их мамаша, извините, родила. Блохи ей, Мухе, сапоги притащили в подарок. Да шампоньеру в сапоги наливали и прямо из этих самих сапогов пили. Где гигиена? А под конец Муха вдруг на стол взлетает и начинает голая, представляете – голая – на столе танцевать.
Тут и Тараканы начали брюхами трясти. Муха же совсем к вечеру одурела. Брюхо свое зеленое успела в чем-то вымазать, крылья уж почти не поднимаются.
Короче, подгребает она к моему Паучку. А у него уж сетей не осталось на эту Муху. Все потратил на ее гостей, букашек разных.
Муха это видит. Страху у нее – никакого. И давай она крылышками подергивать, лапками перебирать, хоботком так и норовит моему Паучку эротический поцелуй устроить. В общем, он, мой значит, и сломался.
Ну, вы понимаете, действовать тут нужно быстро. Я сразу своему в ухо ахнула, а потом уже к Мухе подступилась. А она вдруг как заорет. Просто нечеловеческим голосом. «Мол, меня хотят погубить, убить меня хотят. Дорогие гости, подсобите, паука-злодея погубите!» В общем, Паук-де меня насилует.
Короче, Мухе я
