в рекламе, поднимались в лифте на 14й этаж и робко стучали в белую пластиковую дверь. Их приглашали зайти, присесть, подождать. Затем их принимала Кларисса, вежливая, в белом костюме. Иногда во время приема она присаживалась на стол, и въедливый, внимательный клиент, коих было, прямо скажем, мало, видел, как ее запакованная в белый хлопок задница сплющивала чью-нибудь свежезаполненную анкету, где были традиционные вопросы – фамилия, имя, номер социального страхования. Последнее – номер – часто было камнем преткновения, его отсутствие означало нелегальный статус и невозможность официального трудоустройства как такового.
– Ничего страшного, – улыбаясь, говорила Кларисса, – мы вас так устроим. Без документов.
– Но это же незаконно?
– Полстраны работает незаконно, деточка. Почти все так работают. Так почему ж не вы, Айгуль? Вы умная красивая девушка, к тому же, как вы говорите, ладите с детьми… – лесть была неотъемлемой частью бизнеса Клариссы Гольцман. Льстить приходилось всем: клиентам, юристам, политикам, шестеркам политиков, соединявшим ее с политиками.
Мы. Делаем. Добро. Говорила она. Мы. Приносим. Им. Счастье. Мы. Даем. Им. Работу. Без нас. Они сдохли бы. На помойке. Остались бы без денег, жилья, пошли воровать, убивать, проституировать и были бы депортированы.
Что же произошло конкретно с Зюлькиным, чего они там не поделили? Зюлькин, как можно догадаться, искал работу. Он умел водить, у него были права и машина. В России он занимался бизнесом, но в 90-х уехал. В США тоже пытался заниматься бизнесом, но бизнес прогорел. У Зюлькина на лбу было написано, что бизнес он вести не умеет, он был похож на огромного абрикосового лабрадора, перманентно виляющего хвостом и готового облизать любого подошедшего на дюйм ближе, о каком бизнесе вообще могла идти речь. По крайней мере, именно такое впечатление он произвел на Катю-внештатницу, когда та, не выспавшись и с бодуна, явилась в Верховный суд. Непосредственно при входе в зал суда она обнаружила, что у Зюлькина расстегнута ширинка, и пришлось, пришлось сказать ему об этом, как ни противоречило сие понятиям о воспитанности. «Слава, простите, что говорю вам это, но если я не скажу – никто не скажет». У человека и так ситуация хуже некуда, бог знает как именно ширинка повлияла бы на решение судьи. Мир хрупок.
Перед заседанием они, конечно, разговаривали по телефону долго и даже не единожды. По словам Зюлькина, он пришел в контору Клары, чтобы та нашла ему работу. Самостоятельно искать ее нервов не было уже никаких. Зюлькин был гражданином США, с документами у него все было в порядке, однако английского он в упор не знал, не смог выучить за 25 лет. По условиям договора, Клара должна была найти ему работу, и за это он был должен отдать ей зарплату за 2 недели, при условии, что на найденной работе он проработает хотя бы недели три. Комиссия за посредничество составляла двести долларов.
Работать его отправили на Стейтен Айленд, в семью русских миллионеров. Персональным
