педанта. Его худое тёмное лицо стало подвижным, из глаз исчезло насмешливое выражение, и появилось иное, почти мечтательное.
– Как это прекрасно – деструкция слов. Конечно, самые большие потери у глаголов и прилагательных, но есть и сотни существительных, от которых тоже надо избавляться. И это не только синонимы – есть ещё и антонимы. В конце концов, какое оправдание для существования может быть у слова, которое просто означает понятие, противоположное какому-то другому слову? Слово уже в самом себе содержит противоположность. Возьмём, к примеру, «хорошо». Если у нас есть такое слово как «хорошо», то зачем нам слово «плохо»? «Нехорошо» – здесь прекрасно подходит. Даже ещё лучше, так как обозначает строгую противоположность первому слову, чего нельзя сказать о другом слове. Или, опять-таки, если вы ходите использовать более сильный вариант слова «хорошо», какой смысл иметь в наличии целую цепочку неопределённых и бесполезных слов, типа: «отличный», «прекрасный» и все прочие? «Плюсхороший» – включает все значения, или «дубльплюсхороший», если вам захотелось чего-нибудь посильнее. Конечно, мы уже сейчас используем эти формы, но в окончательной версии Новояза ничего другого и не будет. В результате понятие о добре и зле будет выражаться всего шестью словами, а в реальности, – всего одним словом. Чувствуешь, какая красота, Уинстон? Изначально это, конечно, была идея Б.Б., – добавил он, поразмыслив.
При упоминании о Большом Брате на лице Уинстона промелькнуло выражение вялого энтузиазма. Тем не менее Сайм тут же определил, что энтузиазма у Уинстона недостаточно.
– Ты не можешь оценить Новояз по достоинству, Уинстон, – заметил он почти что с грустью. Даже когда ты на нём пишешь, то всё ещё думаешь на Староязе. Я время от времени читаю некоторые вещи, которые ты пишешь в «Таймс». Они хороши – но это переводы. В глубине души ты предпочитаешь оставаться в Староязе, со всей его неопределённостью и разными оттенками в значениях. Ты не схватил красоту деструкции слов. А знаешь ли ты, что Новояз – единственный язык в мире, словарь которого становится меньше и меньше с каждым годом?
Уинстон, конечно же, этого не знал. Он улыбнулся, надеясь, что одобрительно, не решаясь открыть рот. Сайм откусил ещё один кусок хлеба тёмного цвета, быстро его прожевал и продолжил:
– Как это ты не видишь, что у Новояза одна цель: сузить мыслительный процесс? В конце концов мы сделаем мыслепреступление практически невозможным, потому что не будет существовать слов, с помощью которых можно будет выразить его смысл. Любую необходимую концепцию можно будет выразить одним конкретным словом, значение которого будет жёстко определено, а все его побочные значения искоренятся и будут забыты. Уже сейчас, в Одиннадцатом издании, мы недалеки от этой цели. Но процесс будет продолжаться ещё долгое время и после того, как мы с тобой умрём. С каждым годом слов будет всё меньше и меньше, и диапазон сознания будет понемногу сужаться. Конечно же, даже сейчас нет никаких оснований для совершения мыслепреступления.
