всеми чертями, то сено надо поскорее сметать, чтобы под дожди не упустить, не попортить добро, а то весной опять коров придётся за хвост поднимать, то на той же ферме догляд нужен, бык заболел, ветеринара из района вызвать… Как конец квартала, так отчёты пошли, бумажная морока. Ох и не любил же он этих бумаг! Пропади они, правда что, пропадом. Вот на Извери Леонтий Акимович Мамчич, командир курсантской роты, приказал ему строёвку составить. Тоже выдумал мучение. Легче ещё три метра траншеи прокопать. А из райкома, из райисполкома так и тянут за душу: давай да давай, Нелюбин, всю положенную отчётность по полной форме на тридцати двух листах! Тут-то как раз эта счетоводка, Анюта, со своим покладистым характером, молчаливой нетребовательностью и уважительностью и подвернись ему. Всякие счёты и подсчёты, итоги и балансы, расходы и остатки так и укладывались у неё в ровные столбики. Всё она быстро сообразила, какую циферку в какую клеточку занести. И вроде пошло дело. И камень – с души. А с плеч – гора. Сдали так однажды по осени балансовую отчётность да и поехали в свои Нелюбичи. На радостях, что всё прошло хорошо да гладко, без ругани и каверзы, что колхоз с прибылью в зиму пошёл, что можно будет раздать народу по нескольку пудов соломы, мякины и даже товарного зерна, Кондрат Герасимович купил в сельповском магазинчике на выезде из райцентра бутылочку зелёной, колбасы на закуску, банку рыбных консервов, которые прежде никогда не покупал, а ещё конфет и печенья – специально для счетоводки. Он и раньше поглядывал на Анюту коршуном. А тут, когда садились возле магазина в его председательскую бричку, обдала она Кондрата запахом своего молодого тела, и он сразу понял, что в этот раз дорога ихняя до Нелюбичей будет долгой. Это ж оно так: с кем по грибки, с тем и по ягодки. Старики ещё говорили. Так что такое дело задолго до него пошло…
Анюта росла сиротой, без отца. Кроме неё у матери ещё двое девок. Вскоре Анюта забеременела. Скандал! Однако ж дело до райкома партии долго не доходило. Кондрат Герасимович взялся помогать Анюте. Вскоре она родила девочку. Назвала Варварой, по имени Кондратовой бабки, которая её когда-то, давным-давно, нянчила и о которой Анюта пожелала сохранить благодарную память. Ничего она от него не требовала. Придёт когда – рада. Обовьет горячей рукой, прильнёт животом и грудью, задрожит. Как тут скоро уйдёшь? А не навестит неделю и другую, за работой да за председательскими своими хлопотами, она и такого, необязательного и забывчивого, ждёт-пождёт терпеливо. И встретит потом без укора.
Настасья Никитична сперва оземь ударилась. В слёзы! В крик! Бранилась на него обидно, каких только слов от своей жены тогда Кондрат не наслышался: и «пегой цыган», и «мышиный жеребчик», и «заугольник», и «девушник», и «сенотрус»… Где она только таких-то слов насобирала? В райком грозилась поехать. Сынами стращала. Но потом поутихла и вроде как смирилась. Он с некоторых пор всегда ночевал дома, характером даже смирнее и покладистее стал. Теперь подолгу не задерживался в районе с отчётами.
