«адскую машину», которую как раз собирался уложить в саквояж, Полетаев двумя шагами пересек комнату, жестом отстранил Данко, уже тащившего из кармана револьвер, тоже взглянул вниз с высоты третьего этажа. В самом деле, жандармы. Рядом с ними – люди в штатском.
Всмотревшись, не поверил сперва своим глазам. Даже тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Затем резко повернулся к своим, не произнес – выплюнул слова:
– Так. Уходим быстро, в разные стороны. Костров, Юнкер – вы через черный ход! Данко, Воробей – уходите через крышу! Если так пойдете, точно кто-то прорвется.
– А ты, Борис? – Костров тоже вытащил из кармана револьвер, взял наизготовку. – Так не дело…
– Я выскочу, – Полетаев снова выглянул, уже даже не таясь – один из штатских, сгрудившихся во дворе, показывал на их окно.
Он лихорадочно думал, стоит сейчас что-то объяснять своим людям или наоборот, пускай уходят, не подозревая о сделанном им невероятном открытии. Но именно в этот момент на лестнице за дверью слышится топот шагов, решивший дело.
– Пришли за мной. Я и открою. Уходите, я сказал!
Костров отметил: впервые за время их близкого знакомства Борис повел себя совсем уж странно. Только времени на раздумья и впрямь не оставалось – дверь содрогнулась от громкого стука. Те, кто ломился, решили не тратить силы на глупые игры и лишнюю конспирацию.
– Не дури, Полетаев! – рявкнули снаружи. – Дом окружен!
Кивком велев Кострову и остальным выполнять полученный приказ, Борис, сам удивившись своему спокойствию, подошел к столу и под содрогание входной двери завершил начатое – аккуратно уложил бомбу в саквояж.
И когда дверь таки слетела с петель, выставил руку с саквояжем перед собой, остановив тем самым ворвавшихся в комнату вооруженных жандармов в синих мундирах и агентов в штатском:
– Назад! Все назад! Жить надоело?
Даже не надо было ничего объяснять. Вломившиеся замерли, ощетинив «бульдоги». Стрелять не решился никто, подойти на опасное расстояние – тоже. Лишь капитан с не подходящими к моменту тонкими усиками вытер рукой в перчатке вспотевший лоб, выдавил из себя:
– Тебя тоже разорвет ведь, сволочь…
– Так чего стоишь? – Полетаев подарил натянутую, искусственную, не отвечающую моменту, но все-таки – улыбку. – Худо разве, если меня разорвет в обрывки? Или в том фокус, что не одного меня? Так?
Говоря, Полетаев пятился к открытой двери черного хода. Жандармский капитан обозначил некое движение, но тут же замер. Ведь успел оценить, как мало это помещение: даже если случайно рванет – многие пострадают, и он сам в первую очередь, ворвался ж первым, очень хотелось проявить себя в таком важном и, как казалось, несложном деле…
Проявил-таки…
Потом, когда он писал рапорт на имя полковника Хватова, все пытался изобразить ход событий во всех подробностях. Не сумел,
