ившихся, гармоничных чьих-то судеб, где распахивают окна и гремят посудой. Да, благодать.
Он дошёл до нужного дома, завернул в подъезд и поднялся на пятый этаж. На каждом лестничном пролёте он встречал по скучающему цветку в горшке – где роза, где фикус, где подпорченная невниманием пальма. Такое навязывание жизни – хоть бы следили за этим, что ли. Люди… С пальмы Демьян содрал сухой лист и растёр его в порошок – просто ради этого чудесного ощущения на пальцах. Был лист – стала пыль. Превосходно.
А вот и нужная квартира. Звонок не работал, пришлось стучать – звук вышел громкий, он неприятно раскатился по квартире где-то внутри. Демьян поморщился. С той стороны кто-то пошаркал тапками, два раза повернул щеколду, и дверь распахнулась.
Хозяином квартиры оказался лысеющий старик с водянистыми глазами. Щёки красные, уши торчат, насквозь пропитан усталостью от жизни – таких много водилось на свете. И через порог стоял Демьян – молодой, в костюме, со значком в виде чёрной головы шакала на лацкане и с золотой серьгой в ухе. Какое-то время старик молча рассматривал гостя с той стороны дверного проёма – ну довольно, папаша, не в зоопарке же.
– Так это всё-таки вы, – наконец сказал хозяин, потирая шею так, будто с неё сняли коромысло.
– Я. Демьян, – гость шагнул внутрь квартиры. После сухой и солнечной улицы здесь было как в пещере – мрачновато, сыро, и пахло чем-то кислым. Демьян снова поморщился. Ладно, привыкнет.
– А мне говорили, мол, не чуди, не придёт, – засуетился Николай Яковлевич, так звали владельца квартиры, – а тут вон какой орёл прилетел!
Он стал подбирать гостю тапочки, вывалив из обувного ящика в прихожей несколько стоптанных пар и бормоча: «Так, ну это не на ту ногу, это вот гостевые вроде бы, да. Пришёл, а!» Старик было не на шутку развеселился, но вскоре смущённо пощипал себя за ухо и угомонился.
Демьян проигнорировал клетчатые тапки с драными мысами, которые услужливо поставил перед ним Николай Яковлевич, и, не разуваясь, прошёл в дальнюю комнату.
Вот где уж точно было как в пещере: окна выходили на северную сторону, и солнце не грело стен. Большой тканевый абажур свисал с центра потолка очень уж низко – Демьян чуть не ударился головой. Старый сервант с цветастой посудой внутри, на ламинате «ёлочкой» – потёртый ковёр, незамысловатые дешёвые картины на стенах. Обычная стариковская квартира, да ещё и пыль везде. И сильно пахнет лекарствами. Вот этот горький травяной аромат Демьян любил – так борются за существование, и это интересно.
У окна на кровати лежала старая женщина, судя по всему, без сознания. Дыхание поверхностное, сердце бьётся медленно – его почти не слышно. Понятно, недолго осталось. Обойдя комнату, визитёр устроился на краешке кровати, а Николай Яковлевич остался стоять в дверях, как не в своём доме.
– Мы посчитали справедливым ответить на вашу просьбу, – важно прогудел гость, – и вот я здесь. Договор, считайте, заключён.
– Да, спасибо… А… – старик запинался, – а что нужно делать? Не совсем уж я в этих делах силён. А если и того вернее – бессилен.
– Ничего не делать. Нужно подождать. А пока расскажите немного о ней. Как вы познакомились, какие-то знаковые моменты, а лучше – места и предметы.
Старик вздохнул, рассеянно огляделся и сел в кресло у кровати. Посмотрел себе под ноги, потёр ладони, пожал плечами и, в конце концов, нерешительно взял старушку за руку. Очень уж долго он собирался с мыслями, но Демьян не торопил.
Тикали часы. Это умиляло – регламентированное время, посаженное в клетку точных цифр и нескончаемых «тик-так». И зачем стрелки такие громкие? Люди…
– Мы с детства в одном дворе бегали, – наконец подал голос Николай Яковлевич, – потом школа, ну всё это: сперва за косы дёргал, потом портфель носил. Разошлись – я в армию служить, она в институт в столицу рванула. А потом встретились там же, в большом городе, у автомата с газировкой. Случайно. Представляете?
Демьян ухмыльнулся. Представляет, чего уж тут фантастического.
– Денег тогда не было, ветер по карманам гулял. Позвал в кино, а как подошли, спохватился – не на что. Гулять отправились. Я ей тогда чертополоха набрал, – старик улыбнулся и с нежностью посмотрел на умирающую жену, – июнь заканчивался, иду я за полевыми цветами – а ничего, кроме чертополоха, не растёт. Засада, думаю. Но набрал. С тех пор я ей летом часто его таскал.
Демьян поднялся и подошёл к серванту, где стояла старая чёрно-белая фотография: парень и девушка, обычные ребята. Обычная жизнь, каких миллионы. Ничего примечательного.
– Там вон, – Николай Яковлевич приподнялся в кресле и махнул рукой на сервант, – на полке калейдоскоп лежит. Я ей его смастерил по молодости. Такое страшилище вышло, но она его любила, смотрела постоянно узоры, если тосковала.
Демьян достал трубу с указанной полки.
