в малюсеньком шаге от того, чтобы заставить тебя стх'оить себе дом. В твои годы многие уже заводят свою семью и заканчивают ломать психику х'одителей, – сказала Лист, прыжками добравшаяся до своей травы и показывающая язык брату.
– Лист, моя милая-милая Лист, ты слишком меня переоцениваешь, считая, что я перестану расстраивать нашу матушку, если построю себе дом. Стоит начать с того, что я уже пытался, но отец, как злой волк из сказки, просто раздул мой соломенный домик. Я пытался съехать! – в свою защиту парировал Моэр.
– Да и я уже не могу дождаться, чтобы занять твою комнату, – язвительно сказала Лист. – Моей зелени не хватает солнечного света!
– Ох, не виноват, что наши достопочтенные соседи не мечтаю помогать строить дом тому, кто с ними даже не разговаривает. Наш мир так сложен. А я за свои годы научился создавать только музыкальные инструменты, а не дружеские связи. Кстати, о них.
Не найдя ничего в рюкзаке, Моэр снял с себя самую большую походную сумку, которую в здравом уме вообще мог кто-то себе сделать. В такую сумку могли поместиться и бурдюк с парой литров воды и, несколько пар запасных рубах и даже Завр. По поводу практичности сомнений нет, но вот вес такой ноши должен был прибить человека к месту, где он стоит, не оставив шанса двигаться вперед. Выходить с таким набором из дома было бы странно, но что еще страннее, так это то, что Моэр еще и мог ориентироваться в таком бездонном предмете. Порывшись пару минут, парень с довольной улыбкой пригладил рукой коротко стриженые усы и бороду, такие же черные, как и волосы на его голове, и протянул мне сомкнутый кулак.
– Зелья, эта окарина была сделана с мыслями о тебе.
Я приняла от Моэра перенявшую тепло его тела окарину, древнейший духовой музыкальный инструмент, представляющий собой округлый полый предмет с несколькими отверстиями. Моя окарина по форме напоминала плотно поевшего ската, а на месте, где у него должна быть голова, располагалось главное отверстие, в которое музыкант и должен направлять воздух изо рта. По периметру задней стенки окарины располагались десять отверстий разного размера. Моэр рассказывал, что комбинациями закрытых и открытых отверстий можно добиться разных нот. Справа и слева от главного отверстия располагались крепления для шнурка, благодаря чему эту флейту можно было носить с собой на шее. Передняя же стенка была украшена выжженным рисунком львиной головы.
– Лев? – спросила я – Ты сам это придумал?
– Ни в коем случае нет. Это же не лев, а чистопородный лис! – ответил музыкант. – Но, если все-таки сомнения в моей частности поселятся у тебя в душе, помни, что я поклялся и намерен сдержать клятву одному представителю семейства кошачьих, что не выдам его секрет. Все еще надеюсь, что мне помогут построить жилище. Хоть кто-то.
Леон. Фамилия Шаяля. Моей же фамилией является Лисс, и на рыжее хитрое животное изображение на окарине, как ни крути музыкальный инструмент в руках, не похоже. Теперь музыка из этой окарины не может
