ion>Урок сольфеджио
Эн шла по мокрому и холодному бульвару вдоль Елисейских полей. Париж перед Рождеством был по-особенному красив. Необычная рождественская иллюминация и ёлки, украшенные мишурой и игрушками, создавали необыкновенное ощущение сказки и настроение волшебства рождественской ночи.
Уже был вечер, сумерки и иллюминация то там, то здесь встречалась ей на пути. Яркие огни рождественских гирлянд, переливаясь с блеском мишуры, отражались в витринах магазинов приятным волнующим светом, напоминающим детство.
Теперь, в торговой части Елисейских полей, она увидела множество рождественских бутиков, переполненных товарами. Это были не привычные стеклянные бутики, которые можно было увидеть рядом, внутри большого торгового центра, а обычные деревянные прилавки, перекрытые такой же деревянной декоративной крышей. На прилавках, стилизованных под деревенский дизайн, был в изобилии выставлен рождественский товар.
Пройдя несколько шагов, Эн увидела маленький деревянный домик из грубого сруба, в котором через открытую дверь был виден Санта Клаус. Он приветливо помахал рукой.
Она улыбнулась ему, остановилась и сделала то же самое.
Рождественское настроение и вид Санта Клауса развеселил. Эн решила непременно, здесь, на этом уютном рождественском базарчике, в центре Парижа, купить подарки для своей маленькой дочери, Лулу и для мужа, Тибо.
Множество зимних шапочек, рукавичек и шерстяных вязаных носков, привлекло её внимание. Они были мягкие, нежные на ощупь и, без сомнения, тёплые. Особенно понравилась шапочка для Лулу. Она тут же решила её купить.
– Мадемуазель, дайте мне, пожалуйста, вот эту шапочку. Сколько стоит?
– Какую? – спросила девушка-продавец.
– Вот эту.
Эн показала рукой в направлении розовой вязаной шапочки.
Девушка протянула шапочку и добавила:
– Этот размер остался, к сожалению, один. Других нет.
Эн, внимательно посмотрев на шапочку, увидела, что она, будет в самый раз, и снова спросила:
– Так сколько же она стоит?
– Сто пятьдесят евро. Берите, это последняя!
Эн взяла кошелек из сумочки, открыла его и достала сто пятьдесят евро. Она протянула их девушке со словами:
– Возьмите, мадемуазель.
Девушка взяла деньги, положила шапочку в красивый пакетик и, протянув его с улыбкой, произнесла:
– С Рождеством, мадам!
– Спасибо! – ответила Эн и пошла дальше.
– Хорошо, – подумала она, – для дочери подарок есть. А вот для Тибо пока нет!
В бутике, который был рядом, продавались игрушки и сувениры.
Большой Санта Клаус в виде яркой и красочной куклы стоял на самом видном месте прилавка.
Ниже прилавка, на полу, стояли сразу четыре куклы-ангелы. Эн с любопытством стала разглядывать их.
– Может быть, Лулу купить такую куклу? – подумала она.
Но потом с раздражением вспомнила, как много игрушек в её детской комнате.
Тут, она внимательно разглядела крохотное личико одной из четырех кукол. Она стояла дальше всех, поэтому Эн не сразу увидела её. Кукла-ангел смотрела на Эн, подняв головку, словно маленькая девочка.
Эн замерла от мистического страха и изумления, возникшего в ней так неожиданно и независимо от её желаний. Кукла напоминала маму, умершую тогда, когда Эн было четыре года.
Личико куклы совпадало с чертами её мамы. Только цвет глаз был не такой. У куклы был нежно-фиалковый, а у мамы серо-голубой. Её кукольные глаза были словно живые. Они смотрели на Эн так, как смотрят только маленькие дети. Именно из-за выражения глаз, кукла казалась живой. На ней было надето красивое красное атласное платье с длинной пышной юбкой. Оно было с длинными рукавами фонарик, стянутыми у запястья так, что создавали внизу рукава волан, на край которого были нашиты тонкие и очень красивые кружева красного цвета. Золотистые нежные кольца волос придавали кукле необыкновенное очарование именно такое, каким Эн запомнила лицо своей, когда-то живой, мамы. На спине у куклы были большие крылья из нежных белых перьев, такие, какие бывают только у ангелов.
Кукла-ангел, словно из потустороннего мира, смотрела на Эн своими живыми и беззащитными глазами. Ей казалось, что от неё исходит то сияние, которое можно увидеть только от призрака горячо любимого умершего человека.
Нежность и любовь, которую Эн чувствовала к маме, неожиданно возникли в ней, пронзив жалостью и печалью непоправимой
