довательно, эта соль в нашей крови, в нашем поту и в наших слезах. Мы единое целое с океаном. И когда мы вновь возвращаемся к морю – в плавание или просто полюбоваться им – мы возвращаемся туда, откуда пришли».
Джон Ф. Кеннеди, 1962.
1 глава
Ночью где-то поблизости гавкнула пару раз собака, из-за нее-то он и проснулся.
Злой ветер опять наседал с востока. Пробирался рывками среди сараев, поленниц и деревянных заборов, наводил страх по ночам, лез в окна, грохотал ставнями. Жутковато бывало проснуться ночью, казалось: кто-то стучит в дом с чердака и требует открыть во что бы то ни стало, несмотря на поздний час.
Глубоко в стране, затерянный среди сосняков, березовых рощ и картофельных полей, есть небольшой город Талица. Это имя местные обитатели выговаривают с ударением на первом слоге, потому что это вам не подтаявший апрельский сугроб, а красивое и емкое слово из славянского языкового пластилина. Талица, что с ударением на первом слоге, не очень большой город. Он покоится на небольших покатых холмах и состоит большей частью из старых бревенчатых домов за крашеными палисадниками.
Если тебе, уважаемый читатель, придет охота увидеть этот маленький уральский город, то тебе придется сесть на поезд, следующий через Екатеринбург к востоку. Город затерялся на границе Европы и Азии там, где Уральские горы плавно стекают в равнину. Отсюда начинается Сибирь. Талица – это глухая деревня на берегу огромного сухопутного океана, что притворилась небольшим городом. За последние полвека здесь изменилось не очень многое.
Без малого десять лет до этого дня стеклянные дверцы открывались уютно и важно. И легкие детские книги с раскладывающимися волшебно, оживающими в объеме картинками, и блики живые на зеленоватом стекле старинного серванта, в котором покоится неприкосновенный и простодушный праздничный сервиз, и игрушечные собаки на самом верху. Все мелькнуло искрой, утекло в невидимые русла. Куда девается все это время – кто его знает.
Время в тот год было белое, декабрьское. Жена получила отпуск зимой – но зато сразу после новогодних каникул, поэтому выходила куча свободных дней, да еще и отгулы, которые она попросила поставить на конец декабря. И – большая радость. Они, жена и дочь, отправлялись по туристической путевке встретить рождество в Париже. Событие! Об этом жена мечтала много лет (в школе изучала французский и Францию обожала). Очень кстати подвернулся еще осенью недорогой рождественский тур, и оформление всех бумаг вышло удивительно спорым. Жена простодушно ликовала: повезло отхватить выгодную медицинскую страховку на двоих, все заняло полдня в клинике соседнего города. Дела складывались как нельзя более удачно, и прилететь из Парижа в Екатеринбург они должны были за четыре дня до Нового года, чтобы встретить его всем вместе – а что может быть лучше?
Эта невысокая и стройная женщина была природой задумана для заботы. Она нежно разговаривала с животными, ее небольшие, но сильные руки ловко справлялись с любыми домашними делами – с уборкой, с кухней. Она была кротким человеком, эта маленькая женщина, у нее был тихий и задушевный смех.
Так вот, письмо.
Был слякотный мерзкий декабрь. В ночь на двадцать пятое число, около часа пополуночи, раздался звонок с неопределенного номера. Постников ответил спросонья, но в трубке оказалось тихо. Наутро позвонила консульская служба Российской Федерации во Франции. После уточнения кое-каких сведений женщина сообщила, что вчера вечером на станции Трокадеро парижского метрополитена террористы привели в действие бомбу, и они обе – его жена и дочь – оказались в числе погибших. Она соболезнует. Задала несколько вопросов и просила что-то подтвердить. Постников отвечал ровным голосом без эмоций. А примерно через месяц после Нового года в товарном вагоне приехали два металлических гроба. В сумерках падал густой снег, и вокзальные фонари полосовали набитое им пространство совершенно по-новому, чего невозможно забыть. Вскрывать гробы, как того пожелали родственники жены, Постников отказался наотрез – так и похоронили.
Слова из телефона упали, словно раскаленный уголь из печи. Жизнь споткнулась на ровном месте. Его удивило, насколько просто и буднично могут происходить самые ужасные вещи. Новость мало-помалу выжгла Постникова изнутри. В итоге от него осталась тонкая человекообразная оболочка, содержащая внутри одну лишь черную и безмолвную пустоту. Волнистая линия внятной и радостной жизни оборвалась под Рождество, и пошло дальше одно лишь серое, обступили безрадостные и бессмысленные дни. До чего все же удивительно, как устроена жизнь – надо просыпаться и жить, как ни в чем не бывало.
Страховка сыграла необычным образом.
Полгода заснуть было труднейшим делом. Отход ко сну стал китайским наказанием и всячески оттягивался, постепенно все ближе к утру и порой даже к обеду. Как тоскливо и странно завывает ненастье в печной трубе, когда на дворе два часа ночи, и жизнь видится прожитой напрасно. Постников ворочался и с ненавистью поглядывал
