для них началась с перестройки. Едва эта малопонятная народу свистопляска заварилась, Саблины оказались вроде как не в своей тарелке. Особо переживал Павел Григорьевич. Ходил мрачнее тучи. Много раз «скорая помощь» спасала его от инфаркта. Перестроечная жизнь, согласитесь, и вправду получилась глупая. Ну, мыслимо ли, чтобы в мирное время, словно в войну, чего не хватись, все – по спискам да по талонам. Воспрял духом Павел Григорьевич, когда объявили ГКЧП. Пришел ко мне сияющий. Будто на партийном собрании загорячился: «Конец, Физа, демократическому бардаку! Скоро в магазинах появятся и продукты, и мыло, и стиральные порошки, и зубная паста». – «Откуда им взяться, если промышленность на ладан дышит?» – усомнилась я. Саблин – кулаком себя в грудь: «Поверь старому коммунисту! На государственных складах у нас всего навалом. Помнишь, как при Хрущеве по ночам стояли в очередях за хлебом? Выгнали Никиту – хлебные очереди мигом исчезли. И сейчас так будет. Опять вольготно вздохнем. Главное, меченого реформатора отстранить от государственного руля. Социалистическая система крепкая!» Может, так оно и вышло бы, если б Ельцин на танк не залез да москвичи его не защитили… Получилось же по-другому. Спекся ГКЧП, и радость Павла Григорьевича пропала. После ареста гэкачепистов обширный инфаркт увел его в могилу.
– Ты права, Анфиса Васильевна, – поддержал Мокрецову участковый Дубков. – Люто Саблин возненавидел смену политического курса. Ядвига Станиславовна оказалась изворотливей своего супруга. Она ловко вошла в рыночную структуру. Мне надоело приглядываться к иномаркам ее клиентов. Было опасение, что бурная коммерция добром не кончится.
– Что верно, то верно, Владимир Евгеньевич, – согласилась Мокрецова. – Автомашины – одна другой красивее – сновали из Новосибирска к дому Саблиной, как на перевалочную базу. Но в коммерцию Ядвига Станиславовна окунулась после ликвидации райкома партии. Пока же партийный райком существовал, она крушила демократов беспощадно. Не слыхал о ее конфликте с дочерью?
– Нет.
– Дина Павловна по примеру родителей тоже состояла в партии. А когда началась перестроечная смута, наверное, за год до злополучного ГКЧП, поддавшись убеждениям заядлых перестройщиков, сожгла свой партбилет. Узнав об этом, Ядвига Станиславовна прокляла дочь и даже не сообщила ей о смерти Павла Григорьевича. Так и не попрощалась Дина с отцом, не проводила в последний путь. После приезжала в слезах, но мать на порог дочку не пустила. Вот до какой степени волевой характер…
– Где она теперь? – спросил Бирюков.
– В Москве у сына. В прошлом году прибаливать стала. Возраст сказался. В одночасье по осени продала дом со всей обстановкой, упаковала баульчик и налегке отбыла в столицу.
– Не только старческое здоровье заставило Саблину уехать отсюда, – сказал участковый. – Имелись у меня сведения, что рэкетиры стали ее донимать. Несколько раз заводил разговор с Ядвигой Станиславовной. Предлагал, давай, мол, организуем
