верится, обычно жители деревни не ходят в лес, особенно в такую погоду, а те, кто в лесу проживает, и видеть деревню не хотят.
– Почему это?
– Давно уже всем известно, что все в деревне – эгоисты, только о себе думают. Я давно в этом убедилась, да и ты, мне кажется, неглупый, сам должен это понимать.
– Я лесник, мне всегда все в деревне помогали, без них, я бы не выжил, наверное.
Старуха стала медленно опускать ружье. Я почувствовал то, что, по моему мнению, чувствует человек, только что ждущий своего приговора, нервно смотрящий на остро заточенный топор палача, уже готов принять смерть, но тут палач отходит, дарит жизнь, и первое, что сделал этот человек – глубоко вздохнул, дабы почуять запах жизни, запах свободы. Я взглянул на оружие, оно было невероятно красивым: цвета дерева, с позолоченными вставками с узорами по бокам. Языки пламени из камина сияли, поблескивали на гладкой, чистой, как безоблачное небо, поверхности ружья. Мое вовсе не такое: сколы, царапины. После недолгого молчания старуха задала новый вопрос:
– Зовут-то тебя как?
– Дмитрий, а вас?
– Имя свое я уже много лет никому не говорила, бабкой представлялась, только сама себе его говорила, чтобы не забыть. Надеждой меня звать.
В моей голове всё ещё никак не укладывалось то, почему она так ненавидит деревню и ее жителей. Я пересилил свою скромность и возобновил разговор новым вопросом:
– А почему вы так деревню ненавидите?
– Говорю же я, там все полные эгоисты.
– Почему вы так считаете?
– Лет двадцать или тридцать назад, уже точно не помню, я ходила туда часто, так же, как и ты, считала, что там все прекрасные. Настал тот самый день. Я тогда снова была в деревне. Был сильный ветер, такой сильный, что, казалось, он может унести целый дом с собой. А возле одного из домов стояло старое дерево, тощее, если упадет – не убьет, но ушибов понаставит. Оно не выдержало натиск ветра и упало. Прямо на меня. Еще чуть-чуть – и нет меня, но повезло. И люди видели это и просто проходили. Хозяин дома выбежал на улицу, но увидел, что его постройка не повреждена и ушел. А я лежала там долго, около часа, может больше, может меньше. Только один из всей деревни человек помог мне. А другие просто прожигали меня своим мерзким взглядом и проходили, не сказав ни слова, ни дернув и рукой, чтобы хоть как-то помочь. Обморожение заработала, ушибы, а им плевать. Тьфу!
Старуха плюнула куда-то в сторону и скорчила недовольное лицо. Я не мог поверить. Я в это даже и не верил, но где-то глубоко в душе, начал подозревать, что, наверное, Надежда говорит правду. Если это так, то… Я и не хочу даже говорить об этом. Но ведь в деревне все такие добрые, любили друг друга и меня. Почему в ее рассказе они такие – бездушные, серые.
Мой взгляд вновь устремился на повязку, обмотанную вокруг головы так, что полностью закрывала глаза.
