льной территории и всего Государства. Город призрак, город мираж, сотканный из белого мрамора и застеклевших слез. Город изысканный в своем великолепии и устрашающий своим значением. Утопающий в зелени, омываемый тремя реками; замерший в ожидании под белым солнечным диском в небе; единственный город в Государстве, чье название состояло из букв, а не цифр. Город, шпили высотных зданий которого врезались в небеса острыми иглами. Эстакады и арочные мосты сплетались в узловатую сетку; удивительным было, что машины не бились на дорогах каждую минуту. По правде говоря, даже тяжело было вспомнить, когда произошла последняя авария.
Внимательные до времени и цифр сказали бы, что дело близилось к девяти часам утра. Эстеты отметили отменный интерьер кофейни, бариста зафырчали на передержанные шоты эспрессо, но одинокий посетитель, сидящий у окна, не замечал ничего из этого. Его не заботило ни начало рабочей недели, ни красное дерево барной стойки и столов, ни горчащий кофе. Мужчина смотрел в окно, барабаня пальцами по столу, и наблюдал за усевшейся на раскидистом дереве птицей.
Быть бы птицей. Вспорхнуть, оторваться бы от земли; разрезать с лёгкостью облака, миновать заборы, баррикады, ограждения. Пересечь границы. Скрыться в высоте, притаиться в кроне. Спрятаться за пушистой вуалью небес. Улететь бы – далеко-далеко, где тебя не увидеть, не достать, не поймать.
Улететь бы.
Птица, прощебетав, легко перескочила с ветки на низкий белый кованый заборчик. Расправила крыло, прочищая клювом искрящиеся на солнечном свету синие перья – словно сама судьба в лице этой свободной птицы насмехалась над мужчиной. Он ведь жил подневольно, как не хотелось бы то оспаривать или отрицать; и даже был куда более скован, нежели многие могли предположить.
Жнецы. Политический сыск великого правительства Трех. Беспристрастный. Безразличный к слезам детей и женщин. Стойкий к уговорам больных и стариков. Чуждый к состраданию. Выполняющий дело, на него возложенное – быстро, без сожалений, без сочувствия.
Жнецы. Люди, коим упрощено пересечение границ Государства. Которые могут въезжать и выезжать из Мукро. На счету которых достаточно средств, чтобы не отказывать себе во всех прелестях жизни. Жнецы, одно имя которых вводит в панику, заставляет покрыться кожу холодным потом. Жнецы, приходящие по душу и тело непокорных бунтовщиков.
Жнецы, которые живут именем Трех.
Но вдруг жнец усомнится?
Мужчина, точно нехотя, пригубил чашку с кофе. Затем посмотрел на экран ноутбука, где уже минут пятнадцать надоедливо крутился значок загрузки. Бариста, протерев кофемашину, исподтишка глянул на посетителя, сделавшего еще глоток кофе и вновь устремившего свой взгляд на улицу.
На птицу.
«С другой стороны, мне ничего не стоит застрелить ее, – холодно подумалось мужчине. – Нацелиться. Выстрелить. Бам. Тушка».
На секунду стало легче: птица уже не казалась такой свободной и неуловимой. В следующее после этого мгновение стало совсем гадко: значит и ему не укрыться, даже обернись мужчина птицей.
Да и виновата ли пернатая в его терзаниях и абсолютной человеческой глупости?
Экран ноутбука погас на секунду и вновь включился: вместо заставки загрузки поплыли тысячи заполненных строк. Жнец отвлекся от окна, склоняясь над клавиатурой. Щёлканье клавиш заглушало тихую фоновую музыку: девушка наигранно детским голосом пела о яркой жизни одинокой странницы. На ноутбуке тем временем открылась другая база данных, куда были внесены люди, находящиеся под пристальным (но не чрезмерно активным) наблюдением – скажем так, те, за кем требовалось подсматривать изредка, да и то одним глазком – правонарушители, пошатнувшиеся, но еще не оступившиеся. Мелкие жучки, недовольные режимом, позволившие себе высказать свое никчемное и ненужное никому мнение вслух.
Никчемное ли? Ненужное ли?
Мужчина пробегал глазами по номерам и датам выдаваемых документов и пропусков: нет ли ничего подозрительного. Люди сидели тихо на своих местах (обычно, после визита жнецов люди предпочитали сильно не светиться: редко оформляли документы, да и то при вынужденных переездах; те, кого водили «на экскурсию» в казематы, в большинстве своем выбирали почти не высовываться и не показываться; зарывались в своей норе, почти никогда ее не покидая), некоторые, конечно, находились в разъездах: кто-то по работе, у кого-то родственники жили в другом округе, крае или земле. Ничего критичного. В соответствии со всеми правилами и предписаниями.
Буквы. Цифры. Цветовые обозначения. Имена и даты.
Мужчина глянул на дисплей технологичных часов: три оповещения, один рабочий вызов под желтым обозначением – потерпит, не критично. Тугой кожаный ремешок двумя параллельными линии очертил запястье правой руки.
Колокольчики
