тогда мне реально страшно стало. В бабульке-божьем одуванчике, в ее руке какая-то нечеловеческая сила, глаза злющие, дикие, оскал… Я перепугалась, говорю, да, пойдемте, и к дому ее снова поворачиваю. А она дернула сильнее, говорит, сейчас, мол, пойдем, и тащит в совершенно другую сторону! К лесу!
Не знаю, что было бы со мной, если бы моим друзьям не надоело меня ждать. Они вышли мне навстречу, закричали мне, чтобы я поторапливалась, руками замахали, и… баба Варя, еще раз злобно на меня покосившись, взяла и исчезла, как будто не было ее.
Я в полном шоке к друзьям подошла, спрашиваю, видели ли они что-то, а они «Стоишь», говорят, «Как дурочка, руку вперед вытянула и глазами хлопаешь». А бабы Вари, по их словам, рядом со мной не было. Я перед друзьями извинилась и домой пошла, не до танцев мне стало…
А на утро увидела, как гроб из дома соседей выносят. Оказалось, что баба Варя умерла третий день назад, хоронить время пришло. Взрослые говорили, моя бабушка даже оплакивала подругу, но я, в силу молодости и других совсем забот, как-то не обратила на это внимание.
Но получается… Раз баба Варя была мертва уже три дня как, а мои друзья ее не видели… Кого я встретила? И куда оно меня тащило? У меня нет ответа на эти вопросы. А у вас?
В поле над обрывом
Яцек и Марья были прекрасной парой. Молодые, красивые… Рыжая, поцелованная солнцем Марьяша, бойкая на язык, боевая, рядом с Яцеком превращалась в тихую скромницу, смотрящую снизу вверх на любимого таким взглядом, что даже у чёрствого старосты деревни сердце екало – такая там была всепоглощающая, слепая любовь. Даже поп местный – до чего противник вмешиваться в людские дела – и тот родителям парочки наказ дал, чтобы не дурили – оженили ребят по-быстрому, а там, дело молодое, и внуки пойдут.
Вот только родителям молодых вовсе не до свадьбы было. Яцек – он не из простых, деревенских, самого барина родственник, и хата у родителей большая, и двор, все при нем. Родители уже и невесту ему отыскали – дочку купца местного, и к работе пристроили, чтобы без дела не маялся, а сынок-то все одно «Люблю Марью, больше жизни люблю, что хотите со мной делайте». Да и Марьины предки не шибко были рады такому жениху. Они де из простых, крестьянских, с рассвета в поле, какая уж тут любовь. Работать надо, семью кормить, и мужик чтоб дома был рукастый, при деле, а не избалованный барчук.
Так и сказали обоим, не сговариваясь между собой, что нет молодым благословения, и не будет. Нечего дурью страдать. Расходитесь, мол, и честь девичью не позорьте, пока делов не наворотили. А те все равно уперлись, любовь у них… Дошло до того, что мать Марьяшу в доме запирать стала. Все на покос уйдут – а девку как собаку шелудивую на цепь подле печки, и дверь снаружи подпирали, чтобы не убежала.
Но… где молодость и любовь, там нет замков да запретов. Находили как-то способы видеться, ничего парочку разлучить не могло, даже проклятия материнские не работали. Да только что с той радости – видеться тайно, когда хотелось совсем другого.
