>– Господин, у нас познаешь земное блаженство! Покой для тех, кому небо не по карману. Хорошие комнаты, обилие еды, мимо не проходи! Вино слаще меда, чай душистый и горячий.
Вместо господина, что в воображении зазывалы приближался к воротам, отяжеленный мешками с золотом, уставший и ищущий, где бы преклонить голову, к тропе спускался туман. Его седые клочья покрыли склоны гор, у подножия которых волей богов бил горячий источник. И стоял у целебных вод небольшой рёкан[2], предлагавший благодатную негу онсэнов[3] и спокойный сон.
– Эй, заночуй у нас! – не унимался зазывала.
Он обрядился в кимоно деда и гэта[4] не по размеру двенадцатилетнему мальчишкe. Черные волосы собрал в пучок на макушке, чтобы показать – еще немного, и он действительно станет взрослым, осталось дождаться совершеннолетия и состричь длинные локоны. Ему впервые поручили встречать ночных гостей. Фонарь подпрыгивал от нетерпения юного привратника, которому доверили важное дело. Его не пугал туман – с сентября по май пелена окутывала горы и смешивалась с паром купален.
– Целебный пар впитай про запас! Окунись, исцелись и дальше в путь пустись! Господин, путь далек, зайди на огонек!
– Что ты кричишь в ночь? – одновременно заскрипели ворота и стариковский голос, перебивая заливистые трели мальчишки. – Постояльцев разбудишь. Сегодня никто уже не придет, время позднее. Всех не заманишь.
– Погоди, дедушка, – попросил юноша, не оборачиваясь.
Дед был вездесущим, как туман. И днем и ночью выстукивал он палкой, на которую опирался при ходьбе, свой неровный шаг – проверял дела рёкана.
– Не просто так надрываюсь. Вижу свет фонаря. Жди гостя, готовь место.
Старик подошел к внуку, сощурил подслеповатые глаза, вгляделся в черноту ночного леса. Туман, густо-серый с синим оттенком, полз к воротам, постепенно заполняя лес, скрадывая стволы деревьев и дорогу к рёкану, но вдалеке бледнел, изгоняемый неясным светом.
– И вправду, будто бы свет.
Старик потер глаза и представил гостя на телеге, груженной десятком мешков с золотом. Но смутная тревога легла на его лицо таким же туманом, что подкрадывался к ногам.
– Ты бы шел спать, – сказал он. – Я сам тут управлюсь.
– О, нет, я не устал! – возразил мальчик.
– Может статься, к нам пожалуют особые гости.
– Бабушка предупредила, – заторопился мальчик. – Спросила, готов ли я. Конечно-конечно, оками-сан[5], ответил я. Она согласилась. Ты же не злишься, что я надел твои гэта, дедушка? В них я кажусь выше!
Старик несколько раз кивнул. Фонарь подскочил к небу.
– Эй, путник! Верно, ног под собой не чуешь? Остановись, у нас заночуешь! – завел мальчик радостную песню.
«Какой внучок у нас! – подумал дед, запахивая полы юкаты[6] – Такому не страшно дела передать. Традиции чтит, землю родную любит. Голос громкий, глаз зоркий. Но все же тревожно: в неурочный час вызвался внук у ворот стоять».
Свет приближался. Сомнения развеялись, к ним спешил постоялец. Густеющий туман отступил перед сиянием, к воротам подошел не человек, а скала.
– Это демон! – воскликнул мальчик.
– Нет. – Старик поспешно задвинул его за спину и склонился перед гостем с глубоким почтением.
– Господин.
Мальчик попытался разглядеть могучего человека. Дед склонился еще ниже, не поднимая на гостя взгляда. Самурай возвышался над ним, облаченный в тяжелые доспехи. Козырек шлема отбрасывал тень, маска скрывала лицо, рукоять тати поблескивала на поясе, отражая свет тётина. Фонаря при нем не было.
– Мы рады видеть вас, господин. – Старик откашлялся, чтобы голос звучал как можно приятнее.
Самурай поднял руку в предупредительном жесте. Пропустил вперед тонкую фигуру, завернутую в белый шелк. Она соткалась из окружившего ворота тумана, сияла, окутанная дымкой с головы до ног. Старик еще ниже согнул спину, украдкой показывая внуку на землю. Мальчик распластался в поклоне у ног гостьи.
– Мои покои свободны? – Голос из-под скрывающей лицо вуали напоминал потрескивание поленьев в костре. – Я так устала.
– Кто осмелится занять ваше место, Госпожа? – зачастил старик. – Мы всегда ждем вас, ваш приход – счастье для нас. – Он незаметно толкнул внука.
Юноша подскочил и, не поднимая головы, открыл ворота.
– Давно не навещала вас. – Госпожа прошла вперед. Она не снимала накидки. Шелк ее одеяний
Гостиница в традиционном японском стиле. Слово «рёкан» записывается двумя символами, которые переводятся как «путешествие» + «здание», получается «дом путника».
Онсэн – горячий источник. Слово «онсэн» состоит из двух иероглифов: первый означает «теплый, горячий», второй – «источник, ключ, родник».
Деревянные сандалии. Небольшая доска под размер ступни, снизу к ней крепятся два бруска для устойчивости. Бывают разной высоты.
Хозяйка рёкана.
Юката – летнее повседневное кимоно без подкладки.
