была малая родина Николая…
Вздрогнув, Николай очнулся от воспоминаний. Солнце уже распалилось, воздух заметно потеплел. Пчелы, словно сверив часы, в срок приступили к своей работе. Радостно загудели ульи, звуки сакральной работы разнеслись по окрестностям. Ничто на протяжении тысячелетий не изменилось, ни в их технологиях, ни в распорядке, ни в результате.
Николай всякий раз поражался этим удивительным созданиям природы, их красоте и святому, жертвенному труду во имя жизни своей и человеческой. Можно в связи с этим говорить о естественном отборе, об эволюции, а можно – о Божием промысле, о Божией заботе о человеке, для которого мед – и пища, и лекарство от множества недугов, и лакомство, дарующее радость. Николай не спорил ни с кем, ему было ясно – пчелы действительно Божьи создания.
Он и сам не понимал, как увлекся пчелами. Никто из его родных или друзей не занимался таким многотрудным делом. Возможно, причиной тому – его профессия. Тяга к небу. Он был летчиком и когда-то тоже летал, как эти трудолюбивые создания. А сейчас ему осталось лишь наблюдать за их полетами, выверенными, целесообразными.
Солнце уже достигло зенита, нагрело не только стенку старого сарая, но и кожаную куртку Николая. Пчеловод высвободился из своих раздумий, из креслица, из томления на солнце, снял куртку, повесил ее на спинку стульчика и пошел к ульям.
Пчелы трудились без устали. Одни улетали за пыльцой, у других было дело на летке нижнего яруса улья. Николай тоже включился в работу, которую необходимо было по непререкаемому пчелиному графику обязательно закончить сегодня. Николай так увлекся своим делом, так уверенно и вдохновенно, как у дирижера, двигались его руки, так сосредоточились мысли, что даже не заметил, как подошел хозяин старой усадьбы.
– Здравствуй, Николай.
– Здравствуй, Франц.
– Ну что, весна наконец-то пришла?
– Слава Богу, – ответил Николай, – хоть займусь делом наконец-то…
– Ну что же, времени у тебя много. Ты стал свободной птицей – так у вас в России говорят?
– Это почему же «свободной»?
– На работу не ходишь. Прощай, фабрика.
– А, ты об этом. Да, я свое отработал. И в России, и в Германии. Старый я уже стал, Франц, недавно шестьдесят шесть стукнуло. Остается одно – пчелы. Это мне еще по силам. Только русские говорят – не «свободная птица», а «вольная». Понимаешь отличие?
– Нет. А почему вольная? В чем разница?
– Не могу тебе объяснить, Франц. Это понимание приходит с личным жизненным опытом. Но в России говорят именно «вольная».
– Ну раз говорят, значит, Николай, ты – птица вольная. Ты просил у меня место под маленький домик? Я – не против. Вот здесь и поставь его, – немец указал рукой на площадку у сарайчика.
– Спасибо, Франц. Только давай заключим договор на аренду земли.
