на скамейке перед сценой, где почти каждый вечер проходили концерты местных артистов-любителей. Бывало, заезжали и областные гастролеры.
Мишка иногда вспоминал деревню, но его новая жизнь была такой насыщенной, что, бывало, о прошлом забывал совершенно, и только перед сном всплывали в памяти родной двор, сеновал, огород, который в этом году стоял пустой, нераспаханный, наверное, весь заросший сорняками и крапивой. Чаще всего вспоминал маму, их последний день, ее исхудавшие руки, сияющие родные глаза, даже издалека озарявшие Мишкин путь. Каждую неделю он писал домой письма, рассказывал о своей новой городской жизни, спрашивал о здоровье, но ответов не получал. Каждый день он подбегал к почтовому ящику, но кроме газет и разных официальных писем для брата там ничего не было.
Брата Мишка видел редко. Когда младший просыпался, старший уже уходил на шахту. Работал он бригадиром навалоотбойщиков. Бригада его была знаменита, постоянно выполняла и перевыполняла нормы по добыче угля, поэтому, как было принято в то далекое время, брат избирался во многие органы власти. Был он и депутатом Горсовета, и членом Горкома партии, также членом еще нескольких организаций и объединений. Потому встречи братьев случались короткие, а разговоры по душам между ними не происходили вообще.
В доме хозяйничала жена брата. Мишка удивлялся, как эту некрасивую, шипящую, словно гусыня, женщину, мог выбрать Николай. Все в ней было отвратительным: выпученные глаза и белесые ресницы, толстый мясистый нос и слюнявый, никогда не закрывающийся рот. Говорила она громко и, казалось, без остановки, речь ее обладала таким же изяществом, как пение небезызвестной героини басни, выронившей сыр. А уж понять, о чем она говорит, было просто невозможно. Мишка давно заметил: почти у всех некрасивых людей несносный характер, они злы, обидчивы, завистливы. Все это в полной мере относилось и к жене брата. Профессии у нее не было, она никогда не работала. Приехала из Москвы в Сибирь, к своим дальним родственникам, чтобы найти себе мужа. Нашла. Но почему мужем оказался его брат, Мишка так и не понял. Однако сразу, с первых же минут общения почувствовал жгучую ненависть свояченицы к себе. Он пытался не обращать на это внимания, старался меньше бывать дома, болтался с новыми друзьями по бесконечно длинным улицам городка, придумывая себе занятия и развлечения. В жаркие дни ребята убегали на карьеры, где от родников образовались чистейшей воды озера, закупывались до пупырышек. Никогда еще Мишка не купался так много – в холодных сибирских реках, таких, как Илим, не очень-то поплескаешься. Вечером в его адрес звучала отборная брань. Каждое утро свояченица, как мачеха в сказке про Золушку, давала ему кучу заданий и поручений, выполнить которые было практически невозможно. Выходить из дома мальчику разрешалось только после выполнения всех дел.
Но он убегал, не обращая внимания на крики ненавистной родственницы. Быстро привыкнув к ее ругани, Мишка стал относиться к унижениям и обидам с презрительным смирением, чем приводил хозяйку
