Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России. Екатерина Правилова

Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - Екатерина Правилова страница 19

Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - Екатерина Правилова Historia Rossica

Скачать книгу

превращало частную собственность в орудие государства[92]. Основная предпосылка естественного права – «каждый ограничивает свою свободу так, чтобы не стеснять свободу других»[93] – подчеркивала сущностно ограниченный характер частной собственности. В отличие от трудов физиократов, ранние работы экономических либералов фокусировались именно на вопросах справедливости, морали и добродетели[94]. В тот момент дискуссии о собственности в основном касались проблем голода и бедности, которые ставили в трудное положение защитников неограниченной свободы собственности. В России проблема бедности не представлялась настолько важной, отчасти потому что крестьяне, как предполагалось, были защищены от превратностей природы или помещиками, или государством. Таким образом, моральный аспект в дискуссиях о собственности был значительно менее важным. Частная собственность, как, вероятно, представляла ее себе Екатерина, была даром, а не социальной ответственностью; она была данной государыней привилегией, а не естественным правом.

      Иную, весьма отличную от естественного права интерпретацию собственности представляли доктрины раннего европейского консерватизма. Как пишет Джерри Мюллер, ранние консерваторы проповедовали те же ценности, что и философы Просвещения – разум, частную собственность, свободу[95]. Однако смысл этих понятий был различным. Юстус Мёзер, один из самых известных консервативных мыслителей Германии XVIII века, воспевал священную собственность как символ свободы личности и индивидуализма. Однако в его теории смысл индивидуализма, как и само значение собственности, проистекали из средневекового видения социального порядка, c четко разграниченными сословиями и рангами, разделенными не только уровнем благосостояния, но и наследственными правами. «Свобода» в интерпретации Мёзера идентична чести; собственность тоже оказывается в этом смысле связана с честью, политической свободой и патерналистской властью землевладельцев. Защищая собственность, Мёзер признавал гражданскую ответственность, присущую ей, но это была не ответственность любого собственника перед всем обществом, а долг и обязанность сеньора по отношению к своим слугам и крестьянам[96].

      Теория Мёзера может показаться в чем-то весьма похожей на идеи его либеральных современников и предшественников. Он считал, что собственность является основой гражданственности и, как и сторонники доктрины естественного права, рассматривал ее как воплощение общественного договора. Существенная разница, однако, заключалась в деталях и риторике. Контракт, о котором писал Мёзер, связывал правителя и дворян-собственников. Работы Мёзера, как мы увидим, создавали весьма своеобразную консервативную концепцию собственности, пронизанную романтизированными понятиями чести и личности и идеализированной привязанностью к объектам владения. В отличие от более гибкой, универсальной и абстрактной либеральной

Скачать книгу


<p>92</p>

Hont I. Jealousy of Trade: International Competition and the Nation-State in Historical Perspective. Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 2005. P. 82. Марк Раев в своем известном анализе идеологии полицейского государства XVII–XVIII веков в России и Германии противопоставил «коллективистские» (communal), антииндивидуалистические и государственнические концепции «социальных прав», которые возникли в камерализме XVII века (и затем повлияли на социальное законодательство континентальной Европы), собственническому индивидуализму Англии. Раев ссылался на всесторонний, подробный анализ развития «социальной идеи» в Европе XVII–XVIII веков в книге Джорджа Гурвича (Gurvitch G. L’idée du droit social. Notion et système du droit social: Histoire doctrinale depuis 17 sciècle jusqu’a fin de 19 sciècle. Paris: Librairie de Recueil Sirey, 1932). См.: Raeff M. The Well-Ordered Police State and the Development of Modernity in Seventeenth- and Eighteenth-Century Europe: An Attempt at a Comparative Approach // American Historical Review. 1975. Vol. 80. № 5. P. 1242 (см. рус. пер.: Раев М. Регулярное полицейское государство и понятие модернизма в Европе XVII–XVIII веков: попытка сравнительного подхода к проблеме // Американская русистика. Императорский период. Самара: Самарский университет, 2000. С. 48–79). Кажется, однако, что раскол между индивидуалистическим и коллективистским (или социально-ориентированным) видением не совпадал с границами национальных государств.

<p>93</p>

Krieger L. The German Idea of Freedom: History of a Political Tradition from the Reformation to 1871. Chicago: University of Chicago Press, 1957. P. 183.

<p>94</p>

Исторические исследования собственности в XVIII веке, как показал Дж. Пурди, также рассматривали этот институт в контексте развития общества, интерпретируя собственность как скорее связующий, нежели разъединяющий компонент общественного устройства: Purdy J. The Meaning of Property: Freedom, Community, and the Legal Imagination. New Haven: Yale University Press, 2010. P. 38–39.

<p>95</p>

Muller J. Z. Justus Möser and the Conservative Critique of Early Modern Capitalism // Central European History. 1990. Vol. 23. № 2–3. P. 155.

<p>96</p>

См. похожую романтическо-патерналистскую интерпретацию собственности в идеологии рабовладельческого Юга: Alexander G. S. Commodifying Humans: Property in the Antebellum Legal Discourse of Slavery // Alexander G. S. Commodity & Propriety: Competing Visions of Property in American Legal Thought, 1776–1970. Chicago: University of Chicago Press, 1997.