была-таки честолюбива. Она скоро сообразила, что быть примадонной кокшаровской труппы – невелик почет, что бы из себя ни корчили Терская с Селецкой. Блистать в столице им не дано – и Танюше тоже, если она собирается всю жизнь состоять при Кокшарове. А полеты – это всемирная известность! Это – фотографии во всех газетах! И уж во всяком случае летать Танюша будет не в таких страшных шароварах, как у Зверевой, и не в таких грубых ботинках. В газетах публикуют фотографии первой в мире авиатриссы – баронессы де Ларош, так у нее костюм очень даже изящный, по картинке цвета не понять, но все репортеры пишут – лиловый…
– Что это за способ? – спросил Николев, глядя на девушку с неизъяснимой преданностью.
– Если вы не побоитесь…
– Ради вас!..
Он не любил Танюшу – он только собирался полюбить. Все женщины труппы в его глазах были прекрасны – и роскошная Терская, и изящная Селецкая, и загадочная Генриэтта Полидоро. Эстергази – и та имела особую прелесть, которую Енисеев как-то назвал варварской; и что же? Эта прелесть тоже могла глядеться соблазнительной. Танюша была ближе прочих по возрасту и отношению к жизни. Алеша тоже любил спорт, вот только велосипеда с собой не привез – он был наслышан о прекрасных рижских велосипедах фабрики Лейтнера и собирался на днях сделать эту важную покупку. Он, как и Танюша, был без ума от «Принцессы Грезы», мечтал сыграть роль Бертрана и даже шоколад, названный в честь славной ростановской пьесы, покупал принципиально, хотя от других сортов, с иными названиями, этот совершенно не отличался.
– Ради меня, да, – сказала Танюша, – и я смогла бы оценить ваш благородный поступок, если бы…
– Если бы – что?..
– Если бы вы его совершили!
– Так я же готов!
– Правда?
– Правда!
– И ни разу не пожалеете?..
– Нет, ни разу!
Но она, меняя главный вопрос то так, то этак, добивалась от него этих «да!», «правда!», «конечно!» еще чуть ли не полчаса.
Отродясь у Алешеньки Николева не случалось таких взрослых разговоров с дамами. Он, идя с Танюшей куда-то в сторону Дуббельна, а может, уже и миновав Дуббельн, уже приближаясь чуть ли не к Ассерну, напрочь забыл, что с этой самой девицей в перерывах между репетициями «Елены Прекрасной» лазил через забор, чтобы тайком от взрослых взять у уличного сбитенщика по стакану горячего, сладкого и пряного до такой степени, что продирал не хуже водки, напитка. Про обед он тоже благополучно забыл.
Во всяком случае, дачники пропали, пляж стал пустынным, здания купален сменились уже торчащими из-за дюн камышовыми крышами рыбацких домов, а на самих дюнах сохли на ветру распяленные на кольях сети и лежали на берегу длинные лодки. Пахло дымом – при каждом хуторе имелась обязательная коптильня, и как раз началось время ловли камбалы.
– Госпожа Зверева стала самостоятельной, когда в первый раз вышла замуж, –
