в гб-нквд, мне известен – лишь его «прием»)
проза богданова – орнаментальна, наложением на знаемое,
подразумеваемое – ленинград 1960-х–80-х, методом чтимого мною веселого
читая – гостишь
будучи угощаем – чаем
беседа, как чаепитие
ритуал
(включил бы – целиком, в долгописомый роман «хотэль цум тюркен», в главу-узел «чайная церемония пен-клуба». включаю.)
это первое – знаковость слов-реалий, что сражает на первых же страницах эллика
далее: псевдо-дневниковость – от «дневника» остается даже не запись «мыслей» (розанова-блока), но – состояний, в которых эти мысли приходят
нечто еще более неуловимое, нежели сама проскользнувшая мысль
зыбкость бликов на колеблющейся глади воды
то, чем развлекали себя монаси – тибета и афона, – погружаясь в беспробудный дзен
исихасты – созерцанием пупка
да и где он еще, «пуп вселенной»
я хочу созерцать пупки – с элликом
и это вот «пуповое желание» – и есть, может быть, единственная оценка – со-переживания, не-равнодушия
так – «наискосок», наверняка, леон л. богданов читал глянувшиеся ему книжки
так – я читаю его
тридцать лет и три года, треть ХХ столетия – прожитых порознь, но сообща
далее см. – ненаписанные воспоминания эллы липпы, эрля, галецкого, михнова-войтенко, горбовского, кулакова/виньковецкого, ентина, славинского, аронзона/альтшулера, хвоста/волохонского, миронова/макринова, левитина и бровиной – всего нашего, не столь уж и узкого, круга
и следующего уже поколения – кирилла козырева, и?..
Б. Констриктор
Иноземец
Как потенциальному мемуаристу мне повезло – я никогда не был знаком с нобелями. В основном мне попадались на жизненном пути лауреаты премии Андрея Белого. Писать о нобелях плохо: скажут, завидует. Писать хорошо – скажут, подлизывается. То ли дело лауреаты премии А. Белого!
Мои встречи с Элликом можно пересчитать по пальцам. Да и встречался я с ним не персонально, а всегда кем-то ведомый. Прежде прозы я увидел его картинки. Монотипии. В множестве они висели и лежали у Эрля. Потом дошло и до «землетрясений».
Но самое сильное впечатление в те коматозные годы произвел на меня сам Леон Богданов. Это был посланец миров иных. Ни советчины, ни антисоветчины здесь не было и в помине. Это было другое дело, а может быть, и другое тело. Во всяком случае я до смерти не забуду взгляд Эллика. На память приходит аббревиатура «ППВ» (Памятники письменности Востока), а именно – «Алмазная сутра».
Глаз-алмаз. Каково же было мне, начинающему самородку, когда Эллик с Кириллом Козыревым в гробовом молчании, обмениваясь лишь взглядами, рассматривали мои пра-рисунки у Эрля на Гороховой. Из этого немого просмотра я вынес одно, два, три и четыре. В общем, много.
Леон Богданов
