что разложение на духовном плане гораздо мощнее, нежели на физическом. Перевес сил разрушения несомненен, но трансмутация духа и очищение пространства и человечества дадут новое предопределение» (ЖЭ).
Несколько месяцев спустя я узнал, что в сентябре Саша и Анна, временно покинув Алтай, вернулись в Кемерово – ждала Анна ребенка. На этот раз они хотели сына. В ноябре уже с «животиком» Анна еще раз приезжала в Новосибирск. Смотрели ее новые акварели: «Шестикрылое пространство», «Танец Искры Божественной». Особенно мне понравилась очень пластичная и вдохновенная картина «Прими меня, Господи». Хороша была и акварель «Купель Господа», посвященная дочери. И на душе Анны снова было легко и радостно, после некоторого периода упаднических настроений, возникших в связи с алтайскими проблемами. Дело в том, что Алтай не принимал «чужаков». Быт алтайцев был весьма и весьма далек от тех духовных высот, на которые хотели «поднять» их молодые и интеллигентные подвижники. И первое «хождение в народ» постепенно утрачивало свой первоначальный душевный подъем и желание биться «головой о стену».
Но неудачный опыт – тоже опыт и, может быть, придет время, когда Вселенская Радуга, духовно соединяющая собой вершины Алтая и Гималаев, зримо засияет всем своим семицветием и на Алтайских просторах.
Особые отношения складывались у меня и с Лилией Королевой. Вот держу в руках две фотографии. На одной – Лилия в составе камерного хора, в длинном темном платье с широким белым воротником. И всегда она была обращена куда-то вглубь себя. Даже когда Лилия была одета по-спортивному – в брюках и вязаной кофте, с теннисной ракеткой в руках. На другой фотографии эта самоуглубленность ее не пропадала. Порой мне казалось, что лишь длинные до пояса волосы составляли ее плоть, все же остальное было прозрачно и невесомо. Как-то в папке своих стихов я нашел строчки, которыми можно было бы оттенить эту утонченность Лилии.
На подушке лежат неприбранные
И груди касаются ласково
Твои волосы, тайной призрачной
Обволакивают как сказкою.
Пряди тонкие я в ладонь беру,
Упиваясь их мягкой свежестью.
Я губами к ним прикоснусь, прильну
К этим локонам с детской нежностью.
В этих локонах – в них вся женщина,
Как в ладонях рук ее линии.
В твоих локонах твоя женственность
И твои очертания милые.
– Я вижу руки свои как бы в ослепительном сиянии зеленых всполохов пламени вокруг солнечного диска, – рассказывала она мне в одной из наших бесед. – И руки как бы переплетаются с лучами солнца. Потом я вижу несколько таких солнц рядом. И сверху как бы фиолетовая дорога, как бы луч, устремленный ко мне. И воздух светится. И руки, протянутые к солнцу, срастаются с этим светом. И горят. И чувствую я, как тело мое начинает изгибаться в такт неведомым ритмам. И я уже будто лечу в неведомое.
Иногда же она поражала меня нахлынувшим вдруг на нее пессимизмом. Как-то с утра было у меня тягостное предчувствие, а в середине
