как и прочее: они указывали в «Лемегетонское» или «Птичий язык», или «если вы не уверены, что у вас под кроватью, вам туда», и в какие-то конкретные места, в ту же «Месопотамию», и даже в «Париж» и «Киевскую Русь» (шутники-параэкологи поговаривали, что уж не в Киевсую Русь, но до Парижа вы по этим катакомбам точно доберётесь).
И если кто и знал, кроме работников, подземные лабиринты лучше всего ― так это всё тот же Юскарэ.
И заставить мальчика идти в нужном направлении он тоже мог. Хоть Дима и хотел поскорее увидеть папу, но всё-таки в подземную библиотеку его тоже редко допускали, и почему бы не воспользоваться единственным случаем и не заглянуть по-быстрому в тот коридор, где он ещё не был? Они же просто посмотрят и тут же вернутся, ну почему Юскарэ не понимает! Когда димино упрямство и спор с енотом дошли до того, что Дима просто встал и отказывался идти, а щекотке он доблестно сопротивлялся, – тогда енот перебравшись к нему на живот, резко оттянул ему лапками лацканы пиджака, что Дима нагнулся вперёд, и, мигом вскочив на его голову, что мальчику, чтобы не упасть, пришлось сделать шаг вперёд, прыгнул с его головы, с силой приземлившись на спину, что тот по инерции сделал ещё несколько шагов.
– Ах ты! – оскорблённо воскликнул Дима, обнаружив, что так они миновали желанный поворот.
Он попытался поймать и содрать с себя енота, но тот изящно уворачивался, проявляя недюжинную ловкость, присущую скорее ласке, чем еноту, и так завертев мальчика, что тот сам не замечал, как медленно продвигался дальше по коридору.
На их возню и ругань ребёнка вскоре вышел кто-то ещё.
– Дим, ты? – окликнул их человек, ещё подходя.
Мальчик сразу же замер с енотом на загривке, оглянулся и бросился к новопришедшему.
– Папа!
Папа обнял подбежавшего мальчика, постаравшись не уронить все те документы, которые держал. Димин папа был высоким (на самом деле среднего роста, но для Димы ― очень высоким) худощавым человеком в квадратных очках, присутствующий в любом месте с таким растеряно-удивлённым видом, будто оказался здесь впервые и сам не знает как, даже когда он дома на диване перед телевизором, а вся любовно выглаженная мамой одежда моментально оказывалась на нём мятой, стоило ему только её одеть. Дима был уверен, что эти качества присуще всем гениальным учёным, к которым его папа конечно же принадлежал. Не гениальных людей Ева и Макс (которые запросто считали ректора университета, в котором они обитали, своим подчинённым) у себя не держали. Папа был профессором археологии, как Индиана Джонс, и когда-то ездил по всему миру, как и он, а так же был профессором по русскому фольклору, истории, чему-то ещё, и доктором каких-то там наук. Да и предпочитал папа обитать не в своём кабинете университета, на четвёртом этаже с огромным столом и окнами в три стены, а в таинственных катакомбах неведомых знаний.
– Опять влип, негодяй? – укорил его папа, разжав объятия.
