в карты.
– Когда это случилось? – спросила Сесили. – Неужели Джонатан был знаком с его светлостью, я ничего не слышала об этом.
– Полагаю, что да, был знаком, – закивала головой Лавиния. – А случилось это сразу после того, как Джонатан ушел из жизни. На самом деле именно герцог Ашборн был первым, кто принес печальное известие о смерти Джонатана.
Больше Сесили не о чем было разговаривать с Лавинией. Извинившись, она быстро направилась в свою спальную комнату, то и дело путаясь ногами в юбках. Верхняя, из муслина, была украшена красивым узором из веточек и листьев. Вбежав в спальную, она упала на кровать, так крепко прижимая дневник брата к груди, как будто его душа покоилась внутри кожаной обложки.
Прежде чем начинать читать, надо было успокоиться. В конце концов, это был всего лишь дневник, и воскресить к жизни любимого брата он никак не мог.
Сесили не плакала, когда ей сказали о кончине брата. Тогда Си было всего десять лет, и Джонатан являлся для нее всем. Случившееся несчастье раздавило ее, боль и горе были настолько велики, что она не могла плакать. Похоронив в глубине сердца ноющую сверлящую боль, смешанную с тоской по брату, все последующие годы она старалась избегать думать о нем, чтобы не ворошить прошлое.
До сегодняшнего дня.
Джонатану было двадцать четыре года, а ей – десять. По возрасту он вполне мог быть ее отцом и фактически был им. Джонатан нисколько не походил на ее опекуна, герцога Монфора, который казался таким далеким, чужим и недоступным. Не был он и рассеянным ученым-чудаком, каким был отец Сесили. Когда ей было шесть лет, ее родители погибли – лошади понесли, и карета разбилась, – поэтому Джонатан стал ей самым близким и самым любимым человеком на свете. А потом умер и он: погиб при пожаре в своей лаборатории. Невозможно было поверить в то, что навсегда исчезли этот блестящий, острый ум, неистощимый добродушный юмор, любящее доброе сердце. Кузен Бертрам вместе с женой Лавинией тут же поселились в доме Джонатана и Сесили под предлогом, что девочка нуждается в опеке и присмотре.
Но Сесили не нуждалась в их опеке, их мнимая забота о ней была ей совсем ни к чему. Ей был нужен Джонатан. Через несколько дней к ним нагрянул герцог Монфор и забрал никому не нужную сироту к себе.
Величественный роскошный Харкорт, особняк герцога Монфора, едва можно было назвать уютным гнездышком, так же как бойких, дерзких, уверенных в себе кузин семейства Уэструдер – брошенными, несчастными птенчиками. Впрочем, Сесили также нельзя было назвать послушной девочкой. На протяжении всего пути до Лондона она несколько раз пыталась бежать, дерзила, изо всех сил старясь испортить Монфору настроение. Но тщетно, все ее дерзкие выходки не попадали в цель, герцог хранил невозмутимое спокойствие. Должно быть, ее непослушание забавляло его, не более того. Теперь Сесили только радовалась, замечая, как ее веселые, смешные и совсем незлобные выходки вызывают на лице Монфора улыбку. Но тогда его выдержка и спокойствие раздражали ее и выводили из себя.
И
