двинулся в сторону Серого замка. Он сделал вид, что не заметил взгляда, каким его наградил товарищ на посту.
18
Даже самые тихие разговоры смолкли, стоило Ти-Цэ переступить порог Серого замка. Он подчеркнуто не спеша приблизился к дереву, которое было усеяно его сослуживцами от корней до самой верхушки.
Помона сидела на прежнем месте, на том суку, что тянулся в коридор, на конце которого располагалась ее комната. На коленях у нее лежала большая обеденная чаша. Может, на дне ее и осталась пара штук, но Ти-Цэ много у кого из товарищей увидел в руках персики. Еще часть наверняка уже покоилась на дне желудка Помоны.
Все до единого мужчины, которые не были заняты службой, окружили ее. Она выглядела сконфуженной, но довольной, и прерванный секунду назад разговор затеяла сама. У Стражей было всего около часа, чтобы расположить ее к себе. Надо отдать им должное. Получилось.
Помона первая увидела его и окликнула по имени. Стражи освободили немного места рядом с женщиной, и поднявшийся на руках Ти-Цэ уселся на ветвь.
– Ваши родители скучают, – честно ответил он воцарившейся тишине, – но просят передать, что держатся.
– Точно? – Вопрос в ее глазах не унимался. – Это так не похоже на маму.
– Будьте уверены, так они и сказали. Оба.
– А что они говорят в общем… обо всем, что происходит? – спросила Помона.
– Что встретят вас одинаково теплыми объятиями, что бы вы для себя не решили.
Под немигающим взглядом Ти-Цэ недоверие на лице Помоны затопил густой румянец. Стражи на соседних ветвях довольно заерзали, а сама женщина низко опустила голову и покивала. Даже за завесой темных волос Ти-Цэ увидел похожую на отцовскую как две капли воды улыбку – болезненной гордости.
– Вот значит, как они сказали.
Снова воцарилась тишина. Стражи галантно ждали, пока Помона протрет глаза и овладеет с голосом.
Наконец она вскинула голову. Ти-Цэ услышал, как в горле у нее что-то щелкало, но голос прозвучал твердо и ясно, как никогда не звучал до этого.
– Ребята. – Она обвела взглядом присутствующих. – У меня… То есть… – Помона помотала головой. Стражи подбодрили ее внимающей тишиной. Она вздохнула поглубже и собрала мысли в кучу. – В последнее время я не мало сил посвятила тому, чтобы нарисовать на стенах своей комнаты кое-что особенное. Вам, наверное, это знакомо.
Стражи переглянулись между собой. Только Ти-Цэ не отрывал от нее испытующих глаз.
– И что же это? – спросил он тоном учителя, который сверяет знания ученика со своими собственными.
Она выдержала его взгляд, но румянец на ее щеках вобрал в себя еще больше краски.
– Я рисовала то, что для меня действительно сокровенно. То, что я никому не решалась открыть, что отказывалась даже признать самой себе. Мои тайны, мысли, желания и слабости.
Ти-Цэ не перебивал.
– Вы
