на берегу озера Штинтзее. Это было великое событие, в день открытия, назначенного на 14 октября, ожидалось множество народа, и Каролина предположила, что будет хороший спрос на зоологические фотокарточки. Вся живность уже сидела в клетках, так что можно было, уговорившись с дирекцией, заранее сделать разнообразные кадры.
– Я пройду прогуляюсь, – сообщил подчиненным Лабрюйер. – Заодно занесу карточки Линдеру.
Но это не было прогулкой – он собрался в цирк расследовать дело о собачьей смерти. От цирка – пять минут до Полицейского управления.
Каролина дала ему портреты госпожи Красницкой, очень хорошо сделанные и вписанные в овальные медальоны. Было их четыре. Себе она оставила два – чтобы переслать их в Санкт-Петербург. И попросила также Лабрюйера, раз уж он хорошо знаком с буфетчиком во «Франкфурте-на-Майне», побольше узнать о чете Красницких. Глядишь, что-то и пригодится.
Телефонировав Линдеру, Лабрюйер предупредил о своем приходе и осведомился – нет ли результатов исследования собачьего трупа.
– Обычный крысиный яд, – сказал Линдер. – Он в каждом доме, наверно, имеется. Нет чтоб экзотика, рыбина японская, которая вроде русской рулетки – то ли отравишься, то ли нет.
– Какая рыбина?
– Я в газете читал, названия не помню, а только от нее задыхаются, как от синильной кислоты.
В цирке Лабрюйер отыскал конюха Орлова и предложил посидеть вместе в ближайшем пивном погребке. Очень хотелось еще раз проговорить все подробности дела и потолковать о кандидатах в убийцы.
– Отчего бы нет? – почти сразу согласился конюх. – Есть погребок на Парковой улице, куда наши ворота выходят. Вот приберусь, вывезу навоз, умоюсь – и тут же прибегу.
– Тут же? – усомнился Лабрюйер.
– Ну да, через двор пройду. Попрошу – мне ворота приоткроют, чтобы не вокруг квартала галопом скакать.
– Так пойдем сразу вместе.
– И то дело. Вы меня в шорной обождите.
Но Лабрюйер не стал торчать в шорной. Ему было любопытно исследовать все подступы к конюшне и ныне пустой собачьей загородке. На манеже репетировали, в форганге тоже, туда он соваться не стал.
Он заглянул во все доступные закоулки, исследовал выходы из закулисья в фойе и не сумел справиться с соблазном – пошел к помещению, где упражнялись борцы и атлеты. Там было тихо – значит, пока что пусто. Лабрюйер, как всякий здоровый мужчина, хотел попробовал потягать железо – хотя бы гирю-пудовку, убедиться, что он еще ого-го. Он даже расстегнул пальто, собираясь скинуть его.
Но в помещении были двое мужчин. Один резко повернулся к Лабрюйеру, другой – так же резко отвернулся.
– Это вы, господин Лабрюйер? – спросил атлет Штейнбах. – Добрый день. Все еще ищете собачьего убийцу? Бросьте. Как я понимаю, это еще можно было сделать по горячим следам. А сейчас – бесполезно.
– Боюсь, что вы правы, господин Штейнбах. Но я люблю решать сложные задачки, – ответил Лабрюйер из чистого упрямства. – Извините, что побеспокоил.
И он вышел.
