«границы, разрезавшие на части польский народ», и соединить его в одно целое под скипетром русского Царя, «свободный по своей вере, языку, самоуправлению»[ГАРФ, ф. 826, д. 54, л. 175.]. Через несколько дней Николай Николаевич обращается и к русским людям на территории Галиции, призывая их вступить в борьбу за объединение Русского народа в одном государстве.
«Освобожденные русские братья! Всем вам найдется место на лоне Матушки России. Не обижая мирных людей, каких бы они ни были народностей, не полагая свое счастье в притеснениях иноземцев, как это делали швабы, обратим меч свой на врага, а сердце свое к Богу с молитвой за Россию и русского Царя»[51 – ГАРФ, ф. 826, д. 54, л. 176.].
С позиций русских национальных интересов эти обращения были безусловно правильны, воодушевляя русских людей за рубежом и поляков на борьбу с врагом. Но подписанные не Царем, а великим князем Николаем Николаевичем, они приобретали политически сомнительный характер. Так как этими обращениями великий князь как бы узурпировал право, которое принадлежало только одному Монарху. Более поздние события показали, что великий князь в своих честолюбивых планах лелеял мысль стать верховным правителем Царства Польского и Червонной Руси.
4 августа Государь вместе с семьей прибыл в Москву, чтобы помолиться у Московских Святынь о ниспослании победы Русскому народу. Как описывали очевидцы, «вся Москва, все население вышло на улицу, сотни тысяч народа заполняли весь путь следования Государя, все как бы единым сердцем встречали Царя, взволнованные, готовые на всякие жертвы, лишь бы помочь Царю победить врага»[ГАРФ, ф. 826, д. 54, л. 176.]. Очевидцы не могли забыть того момента, когда Царь подъезжал к Кремлю, загудели колокола на Иване Великом, а вместе с ним зазвенели все колокольни московских церквей, слившиеся со звуками государственного гимна и громкими криками «ура». Народный подъем был мощен и неподделен. К Царю шли представители всех сословий и состояний общества. Революционеры и вся леволиберальная оппозиция Царю чувствовали себя подавленными и посрамленными и несколько месяцев после начала войны находились просто в шоке.
Обращаясь к москвичам, Царь сказал:
«В час военной грозы, так внезапно и вопреки Моим намерениям надвинувшейся на миролюбивый народ мой, Я, по обычаю державных предков, ищу укрепления душевных сил в молитве у Святынь Московских. В стенах древнего Московского Кремля, в лице вашем, жители дорогой мне первопрестольной Москвы, Я приветствую весь верный Мне Русский народ повсюду и на местах, в Государственной Думе и Государственном Совете, единодушно откликнувшийся на мой призыв стать дружно всей Россией, отринуть распри на защиту родной земли и славянства. В могучем всеобщем порыве слились воедино все без различия племена и народности великой Империи Нашей и вместе со Мной никогда не забудут этих исторических дней России. Такое единение Моих чувств и мыслей со всем Моим народом дает Мне глубокое утешение и спокойную уверенность в будущем. Отсюда, из
