style="font-size:15px;"> Варя вернулась измученная, бледная, молчаливая.
– Его родители приехали. Сказали, что будут с ним постоянно, мне там делать нечего. Мама на меня так смотрела, будто я рвачиха и карьеристка. Или аферистка. Он внешне похож на маму…
Девочка обняла чуть не плачущую Варю.
– Иди поспи. Небось, вымоталась.
Но Варя пошла мыться. Девочка разогрела ей супа, который Варя ела битый час. Потом легла на диван в зале и свернулась калачиком под зеленым флисовым пледом.
– Не понимаю, лапуль, за что она меня так ненавидит. Она же меня совсем не знает…
– Матери либо святые, либо чудовища.
В четверг Сергей пришел в себя. Не то, что ходить – он даже говорить не мог. Варя рассказывала, что его возят в кресле-каталке, и он может выразить согласие или несогласие пожатием руки. Варя, конечно, ездила туда. И всякий раз возвращалась как оплеванная.
– Зачем мне его дом? У меня своя квартира, убирать замучаешься. А машина? прав никто не даст, да и от машины один лом остался. Деньги какие-то… Я ими пользоваться не умею.
Варя говорила сама с собой, поэтому девочка не отвечала. Она поняла, что Варя любит Сергея – по-настоящему, бескорыстно. Хотя кроме как из корысти его и любить-то не за что. Девочка не могла понять, что Варя в нем видит.
– У каждого из нас своя боль, – говорила Варина подруга, – и таких как он – большинство. Так живут почти все. Это ты только одного увидела и пожалела.
И правильно она говорит – горячо подумала тогда девочка. А он Варю не ценит, хотя она одна на миллион. Он ее недостоин. Не то, что обнимать и лапать – рядом стоять!
Варя научилась понимать Сергея без слов. Стала разговорчивой – развлекала его рассказами о своей небогатой на события жизни. Если вдуматься – каждый день уникален и в нем что-то происходит. Тем более, когда рядом маленький человечек, и для него жизнь еще не стала монотонной затертостью. Ведь находила она, о чем сказать маме, когда та звонила и спрашивала, как прошел день.
Варя многое видела глазами девочки и больше не боялась, что Сергею это наскучит. Он пожимал ее руку в знак того, что ему нравится ее слушать. И она говорила. И пела ему тропари. Пока не появлялась мама. Варя молча удалялась. Если же она приходила, когда мать уже была – ждала в коридоре. Не выдавала себя – иначе специально не уйдет. Бывало, и не уходила, и Варя два часа просиживала зря, выслушивала ругань санитарок, а если на крики выбегала мать – еще и от нее доставалось.
– А если он не поправится? – спрашивала девочка.
– Я его не брошу. Хоть всю жизнь буду за ним ухаживать. Только мать не даст. Хоть бы начал говорить и донес до нее, что ему дороже…
– А если пошлет тебя?
– Пойду. Не впервой. Дальше, чем обычно не придется.
Варя ужасно волновалась на счет соборования – мама, конечно, была против, но Сергей все-таки пожал Варину
