Иванушку.
У Аннушки в городе были старшая сестра, младший брат и взрослая племянница. Все эти родственники жили на Новой стройке – на буграх Окского откоса над Казанским вокзалом. У семейных брата и сестры были дети, и Аннушка часто брала меня с собой, когда шла навестить племянников.
Я помню, как с удовольствием играл там в их незамысловатые игрушки, сделанные руками отцов из подручных материалов, или купленные на дешевом базаре.
Но больше всего мне нравилось, когда меня, как взрослого, усаживали со всеми за стол, и я пил чай в прикуску с замечательным постным сахаром и халвой.
Однако, и постному сахару и детским игрушкам я предпочитал брата Аннушки – слесаря. Это был стройный, с улыбчивыми глазами, высокий и молодой (по сравнению с моим отцом) человек, который отдавал свое внимание не пришедшей в гости сестре, а мне. После чая, он сажал меня за край стола и, сдвинув посуду и освободив поднос от самовара, начинал вместе со мной разбирать старый будильник с двумя большими блестящими колокольчиками. При разборке стрелки вдруг начинали бешено вращаться, позванивал звонок и все это было крайне интересно. К сожалению, на сборку будильника времени всегда почему-то не хватало, и мы уходили, оставляя поднос с кучей зубчатых колесиков и осиротевшим циферблатом.
У старшей сестры Аннушки – Татьяны было две дочки – Оля и Юля. Их отец работал литейщиком на местной фабрике, и у девочек были игрушки, выполненные из чугунного и цветного литья: маленькие утюги, детские игрушечные сковородочки, горшки и еще что-то в этом роде.
Оля была доброй, покладистой девочкой чуть моложе меня, и мы хорошо с ней играли и у нее дома, и в их дворе. Татьяна Ивановна иногда приходила к нам помогать Аннушке в стирке крупного белья и приводила с собой Олю. Тогда мы играли в мои игрушки и никогда не ссорились.
Аннушка была верующей, и в углу над ее кроватью висела икона и всегда горела лампадка из малинового стекла. За иконой хранилась бутылка со святой водой, которой она меня поила потихоньку от мамы, когда я хворал.
С самого раннего детства Аннушка росла с парализованной рукой, как следствие испуга, перенесенного еще в младенческом возрасте.
Аннушка регулярно ходила в церковь при Крестовоздвиженском монастыре, в которой у нее был «свой» священник, исповедовавший ее. Этот священник с заросшим бородой интеллигентным лицом изредка навещал Аннушку. Она принимала его на кухне, угощала чаем, а я, конечо, вертелся тут же, показывая батюшке свои игрушки.
В церковь мы заходили всегда по пути на Новую стройку. Аннушка развязывала узелок на уголке своего головного платка, вынимала оттуда медяки и покупала несколько свечек, а мне – просвирку, и если в это время службы не было, я любил рассматривать низко висящие иконы и определять, какая мне нравится больше всего.
При монастыре размещалось большое старинное кладбище,
