лукавый вновь попутал.
Учит верить, что спасительную нить
Бог протянет в пятый угол.
Слёзы
Если я и плачу снова,
Слёзы эти видишь только Ты.
Людям ничего такого
Не заметно из-за суеты.
Сколько суеты на свете,
Господи! Я знаю наперёд:
Если кто-то вдруг заметит,
Смысла этих слёз не разберёт.
Ты – поймёшь, и Твоего лишь
Я прошу прощения за то,
Что который раз позволишь
Не считаться с общей суетой.
Здесь чему ещё и верят,
Так сухой, бесслёзной злобе дня.
Только Ты по крайней мере
И слезам поверишь, и в меня.
Да, это только слова.
Всего лишь слова.
Так, сотрясение воздуха, звук пустой…
Разве не Сам Ты, Господи, мне даровал
Право – словами болеть как своей судьбой?
Впрочем, скорей не право – пожизненный долг.
Я исполняю: вынашиваю в себе
Столько отчаянных слов, что мой дух замолк,
Весь покорившись отчаянью как судьбе.
И немота его – вся от избытка слов.
И от избытка словам неподвластных чувств.
И, поражённый судьбою, мой дух готов
Логосу – как величайшему из искусств —
Самозабвенно служить.
Научи внимать,
Господи, Слову Единому Твоему.
Чтобы проникла в слова мои благодать,
Свято поверю, что Высшую Суть пойму.
Кто-то же слышит, как Родина с ним говорит.
Будто зовёт или просит – как мать, не иначе.
Я погружаюсь привычно в свои словари —
И ничего-то не слышу.
А Родина плачет.
Знаю, что плачет, утратив исконную речь.
Речи лишась от разрыва эпох и столетий.
Я берегу словари.
И пытаюсь беречь
То, что убили и Время, и западный ветер.
Родина, я не гожусь ни на что и ничем.
Слово моё – равноценно ль огромной потере?
Помню о ней.
Как о том, что уйду насовсем.
Слово потом сохранит эту память, я верю.
Моя лира
Взыскующая лира не простит
Мне остановки, если я устану
Судьбу и душу растравлять как рану,
Тревожа то и дело честь и стыд.
Ещё не завершается судьба.
Душа вовек не знает завершенья —
К стыду ли, к чести ли…
И ей спасенья,
И правды ищет лира, столь груба
И неискусна в пении своём:
Уже не до возвышенного слога.
У
