с длиной шеей, и неправильной формой черепа, – сделала она заключение, – если её постричь наголо, то её голова будет похожа на яйцо или финик. Вульгарности ей не занимать, но актриса она хорошая, я это признаю.
– Нормальная голова и должна быть похожа на яйцо, а не на тыкву, – сказал Толик, – а то, что у неё роли такие похабные, так за это её и любят мужчины и ненавидят женщины, которым не дано быть такой очаровательной, как Софи. От неё исходит сказочное обаяние и необъяснимая загадочность. Она смела в своих ролях, за все эти её божественные качества, я её обожаю.
Он перевел взгляд на Сухареву и продолжил:
– Ты Маринка красивая девчонка, как и твои смоляные кудри, но в тебе мало свободы. Поэтому ты не можешь быть такой раскованной, как Нинка Плеханова. Хоть тебе родители и купили такой же кожаный портфель, как у неё, вы всё равно два больших различия между собой. Тебе за ней не угнаться, поэтому к ней все мальчишки и липнут, а не к тебе.
– Это у меня мало свободы? – вспыхнула она, – смотри Толя, мои ноги не хуже, чем у твоей у твоей Софии Лорен и Плехановой?
Она высоко задрала подол школьный формы и повернулась к однокласснику задом, показав ему сформировавшие уже не детские ножки, облачённые в капроновые чулки и чёрные маленькие трусики, облегающие на её миниатюрной попке. Не отпуская рук от подола формы, Марина близко подошла к Толику и неумело поцеловала его в губы. От чего он немного смутился, но быстро взял себя в руки:
– Маринка, а ты целоваться не умеешь, – сказал он.
– А я кроме родителей и своего плюшевого мишки никого в жизни не целовала, а ты с кем-нибудь, целовался? – спросила она.
– И не раз, меня одна взрослая девчонка ещё в двенадцать лет научила этому приятному искусству.
После чего он посмотрел в окно и, убедившись, что они не доступны взорам посторонних глаз, прижал крепко её к своей груди. Она тяжело задышала и закрыла глаза. Он понял, что Марине сделалось приятно, и поцеловал её в засос. Она отпустила руки от подола и обвила его шею. Толик почувствовал вкус сушёных бананов на её губах и жаркое полыхание горящего лица.
– Ты меня научишь так целоваться? – спросила она, когда он оторвался от её губ.
– Хоть сейчас, – тяжело задышал Магистратов.
– Нет, сейчас я не могу, я вся горю, – она приложила свои ладони к лицу. – И место неподходящее для обучения, – отказалась Марина. – Давай завтра после уроков приходи ко мне, и мы продолжим эту процедуру, только никому не рассказывай? – предупредила она его, – пускай это будет нашим секретом.
– Ты что, за кого меня принимаешь? – несмотря на неё сказал он. – Я же понимаю, что о таких вещах дозволено знать, только двоим, тебе и мне. И он потянулся к ней.
– Магистратов, только быстро меня поцелуй, а то нас здесь застукают, тогда позор на всю школу будет. Из комсомола обязательно выгонят
