ковыляя к дивану и заваливаясь на него. – Отходняк – куда более выразительное слово. Бодун наводит на мысли о быках и будильниках, и да, они у меня в голове, ревут и звенят хором. – Он вяло потянулся к крану алкогольного органа, но заколебался и вступил в разговор с желудком.
Гэллегер. Ну самую чуточку, ладно?
Желудок. Поосторожнее!
Гэллегер. Только опохмелки ради.
Желудок. О-хо-хонюшки!
Гэллегер. Ну перестань. Мне нужно выпить. У меня задний двор сгинул.
Желудок. Как я ему завидую…
Тут отворилась дверь, и вошел робот: под прозрачной шкурой быстро крутились шестеренки, колесики и валики. Гэллегер глянул на него и закрыл глаза, потея.
– Убирайся, – прорычал он. – Я проклинаю тот день, когда соорудил тебя. Ненавижу твои мельтешащие потроха.
– Не умеешь ты ценить красоту, – обиженно произнес робот. – А я, между прочим, принес тебе пива.
– Гм… – Гэллегер взял из руки робота пластиковую бутылку и с жадностью к ней присосался, освежая глотку прохладной жидкостью с мятным вкусом. – Ахх… – выдохнул он, усаживаясь. – Полегчало. Правда, самую малость.
– Как насчет укола тиамина?
– У меня на него аллергия развилась, – уныло ответил роботу Гэллегер. – Жажда – мое проклятие. Гм… – Он посмотрел на алкогольный орган. – Может быть…
– По твою душу явился полицейский.
– Кто?
– Полицейский. Он уже давно здесь.
– О черт!.. – Гэллегер уставился в угол возле растворенного окна. – А это что за диво?
«Диво» было похоже на машину, но весьма необычную. Гэллегер разглядывал ее с недоумением, любопытством и толикой иронии. Не могло быть никаких сомнений, что он собрал собственноручно чертову штуковину. О чем напрочь забыл. Именно так работал его сумбурный разум. Гэллегер не получил серьезного технического образования, но по какой-то непостижимой причине природа наделила его гениальностью. Точнее, гениальность досталась его подсознанию. Рассудок у Гэллегера был вполне нормальным, разве что изрядно рассеянным и зачастую одурманенным алкоголем. Но когда брало верх демоническое подсознание, руки могли сотворить все, что угодно. В один из таких запоев они сотворили робота, а потом несколько недель Гэллегер гадал, чем этому творению предполагалось заниматься. В конце концов выяснилось, что ничем особо полезным. Но Гэллегер все же оставил робота у себя, притерпевшись к его манере выискивать зеркала и тщеславно позировать перед ними, восхищаясь своими металлическими внутренностями.
«Значит, опять я мастерил, будучи в стельку пьян», – подумал Гэллегер.
А вслух сказал:
– Эй, дурак, сгоняй-ка еще за пивком. Да пошустрей!
Когда робот удалился, Гэллегер распрямил свое долговязое тело и побрел к машине, чтобы с любопытством ее рассмотреть. Она была выключена. Перекинутые через подоконник бледные гибкие щупальца толщиной с большой палец свисали этак на
