, куда её родители так стремились переехать из нефтеносных Лабытнанг. Не спасали ни йога, ни мдма.
Полиция арестовала Александру на митинге за здравие политика, которого позже отравили, и долго катала в автозаке. Эта поездка наградила Александру рвотой в углу автозака, клаустрофобией и удушливой панической атакой. В околотке она решила отвлечься и проповедовать: анархия есть высшая форма гражданского порядка, а вовсе не хаос, и мы должны отучиться смотреть на государство как на нечто необходимое. Страдающий от расстройства пищевого поведения лейтенант склонился к ней: «Хорошо, что ты это мне гонишь, а не ему», – и указал на человечка в кашемировом пиджаке. Человечек отсматривал видео с митинга и отмечал что-то в блокноте.
Родители разъярились и отказались давать Александре деньги на магистратуру, где изучают теорию анархии, несмотря на то что деньги у них были. Они собирались разводиться и не желали ни во что вникать. А ей хотелось уехать туда, где дышится не как в автозаке, и где не сажают за мнимый экстремизм и не пытают, засовывая бутылку в задницу, и где не надо учить новый язык вдобавок к зубрённому с детсада английскому.
Тогда Александра придумала маскировку: можно прикинуться, что стремишься в юристы, и поступить на право, но вместо крючкотворства изучать опыт анархической республики Рожава или Каталонии во время гражданской войны в Испании. Мать мечтала увидеть её на каблуках, в макияже и в лондонском ресторане, и Александре удалось навеять родителям юридическую грёзу.
Но чем ближе надвигалась защита магистерской, тем яснее Александра понимала, что свободу в деньгах ей даст только торговое право, или морское, или ещё какое-нибудь коммерческое. Нищенствовать же в дорогом городе, став философкой (это слово она подсмотрела у Тургенева), подрабатывая там и сям и снимая комнату, – унизительно. На родине тем временем становилось всё хуже: затыкали рот журналистам, арестовывали за выход на улицу с любыми лозунгами, даже подчёркнуто бессмысленными, и грозили войной соседям, у которых уже стащили втихую целый полуостров.
Сокрушаясь духом и ненавидя многое, включая себя, Александра заваривает лапшу и возвращается к твиттеру.
…Короче, сейчас будет тред «Я не знаю, что делать со своей жизнью». Настоящим сознаюсь, собственноручно и в нормализованном с помощью антидепрессантов состоянии, что уже год как нахожусь в глубочайшей яме…
…Например, всё это время я не имела секса, и не очень хочется, хотя, конечно, лесбийский сепаратизм ещё не опробован, и ковид тут ни при чём, и страх, что вдруг правда будет война, тоже…
…Да и с тиндером проблем вроде бы нет, но перед тем как раздеться, хочется поговорить, а люди оказываются чудовищно далеки или, наоборот, нормальны – настолько, что я понимаю, как ненормальна я сама с бешеным желанием, чтобы каждый встречный признавал мою исключительность…
…и связанную с ней ярость, если я оказываюсь в чём-то плоха и с серыми, как мамонты, panelkami в глазах (да, они ходят за мной, полные заброшенности и распада). И вот недавно что-то перещёлкнуло, и я подумала: может, правда найти местную терапевтку?..
…Также сознаюсь, что не могу сопротивляться капитализму, который давит необходимостью иметь постоянный доход, но следит, чтобы неравенство не становилось критическим и чтобы прекариат не нищенствовал…
…Наука казалась оазисом, но все постоянные ставки заняты своими, и максимум, что светит персоне, не встроенной в академические иерархии, это краткосрочные контракты – сами знаете, где просыпаешься после конкурса на них: в клинике неврозов…
…И совсем восхитительно я себя чувствую, когда думаю, что мой взгляд – это взгляд привилегированной европейки, а в каких чудовищных тисках живут люди в [бывших] колониях, которые [бывшие] империи наёбывают своей гуманитарной помощью, на самом деле не помогая развиваться…
Александра, 27 лет, выдыхает и приписывает: так, ладно, если совсем честно, то я так разнылась потому, что обещала профессору эссе об анархистах русской эмиграции и поняла, что среди них интересных авторов раз-два и обчёлся, а о неинтересных писать пять тысяч слов – такое.
Сочувствую, обнимаю, zaplakala, отвечают Александре твиттерские. Один добавляет: капитализм, конечно, говно, но, может, имеет смысл посмотреть более поздние источники, чем первая волна эмигрантов? Недавно контрразведка открыла послевоенные архивы, и там вроде есть выдающиеся беглецы из России – погляди. И кидает ссылку.
Александра лезет в архив MI5, ищет по ключевым словам и находит один-единственный документ: «Показания господина Иры». В них много раз упоминается анархия. С господином связано ещё несколько документов – его допросы после Второй мировой и ещё какие-то отчёты.
Бухнув в турку сразу весь кофе, потому что пачка была открыта неаккуратно и обмол выдохся, Александра зажигает огонь. Документы скачиваются.
Надежды мало. Вторая мировая изучена со всех сторон и чудовищно
