phasis>ЕленаНаш дом представлял из себя живописную картину. Красная входная дверь с позолоченным молотком. Полы в черно-белую клетку. Сияющая лаковым покрытием деревянная лестница и сверкающая люстра. Несмотря на показную красоту, мне всегда было интересно: а если я потяну за уголок обоев… потечет ли из-за них красная кровь? Если бы всех в мире было видно насквозь, то кровь в этом доме с тихими шлепками собиралась бы в лужи на мраморных полах.
Я отрешенно смотрела телевизор в углу кухни и почти не прислушивалась к голосу ведущей, пока с ее алых губ не сорвалось слово «убийство» и не прогремело эхом в моей голове. В горле встал болезненный комок, и я нервно покрутила кольцо на среднем пальце.
Хотя и дом, и вся моя жизнь всегда были построены на горах грязных денег, раньше я могла сказать, мол, лично я к этому непричастна. Но в нынешнем году все изменилось. Теперь на моих руках – кровь, и чувство вины преследовало меня во снах.
Слуги шныряли в кухню и обратно, сервируя стол на террасе для обеда, и каждый раз, когда дверь открывалась, до меня доносились голоса.
Заливистый женский смех, оживленная речь кузена Бенито и голос, показавшийся смутно знакомым еще утром, когда я покидала церковь. Низкий, бархатистый и безразличный. У меня от него шевелились волосы на затылке – я знала, что он принадлежал будущему мужу моей сестры.
Отчасти из-за жениха сестры (нет, скорее, стопроцентно) я и пряталась на кухне, хотя никому бы не призналась в собственной слабости.
– Ты слишком красивая, чтобы хмуриться, Милашка Абелли. – Мать вошла в кухню, впустив сюда какофонию звуков разговоров гостей в холле.
Я поежилась под весом ее слов. По очевидным причинам мне уже давно не приходилось слышать детское прозвище. Я его немного переросла, особенно когда поняла, что милой меня считали по совершенно неправильным причинам: на меня было приятно смотреть, я молчала, когда следовало, и всегда вежливо отвечала. Я застряла в ожиданиях этого мира, как в тесном платье, оказавшемся не по размеру. Годами я чувствовала себя красивой птичкой в клетке, пока однажды такая жизнь не стала абсолютно невыносимой… И тогда я сбежала.
– Не понимаю, зачем ты это смотришь, Елена, – сказала мама, помешивая стоявший на плите соус в кастрюльке. – Телевизионная чушь только в депрессию вгоняет.
Мама была женой Сальватора Абелли – известного босса одного из самых крупных криминальных синдикатов Соединенных Штатов. Иногда я не могла понять, была ли ее наивность просто отрицанием или же ей и правда интереснее смотреть «Дни нашей жизни»[2], нежели волноваться о делах моего отца.
– Я не знаю, за кого голосовать на выборах, – рассеянно ответила я.
Она недоуменно покачала головой, и я подумала, что, пожалуй, для дочери мафиози и впрямь странно обращать внимание на государственные условности.
– Папа́ тобой недоволен, – сказала она, глядя на меня из-под темных ресниц и поджав губы, что всегда означало: у меня проблемы.
– Когда папа́ вообще был мной доволен в последнее время?
– А чего ты ожидала после того, что натворила?
Прошло уже шесть месяцев, но я могла поклясться: мать поднимала эту тему каждый божий день. Похоже, она радовалась моей ошибке, как собака, которой бросили косточку – ведь у нее наконец-то появилось, за что отчитывать дочь.
– Почему ты не подошла познакомиться с Руссо сегодня после службы? – Она ткнула в мою сторону ложкой. – И не говори, что забыла и просто ждала в машине, все равно не поверю.
Я скрестила руки на груди.
– Я не хотела. Он… грубый.
– Елена, – укоризненно сказала она. – Ты его даже не знаешь.
– Совершенно не обязательно встречать кого-то с подобной репутацией лично, чтобы оценить его характер, мама.
– Oh Madonna, salvami[3], – пробормотала она.
– И Адриану он не поймет, – подытожила я.
Мама фыркнула.
– Немногие поймут твою сестру, figlia mia[4].
Садовник понимал… Но маме я ничего говорить не собиралась, иначе к концу дня бедняга бы уже очутился на дне Гудзона.
В начале прошлой недели папа́ объявил, что Адриана станет женой Николаса Руссо, дона одной из пяти мафиозных семей Нью-Йорка. Мой проступок до сих пор являлся болезненной темой, но эта новость и вовсе вскрыла старые раны.
Я была старшей сестрой, следовательно, в мои обязанности входило выйти замуж первой. Но, совершив ошибку, я подставила сестру – и отправила ее в лапы мужчины с репутацией. Всем известно, что, если в нашем мире у кого-то есть определенная
Days of Our Lives (
О Мадонна, спаси меня. (
Дочка. (
